Помилованные преступники в тот же день были отправлены в места, назначенные для их жительства: Остерман — в тот же самый Сибирский город Березов, куда был сослан князь Меншиков; Миних — в место ссылки герцога Бирона, город Пелым на реке Тавда за Уралом. Здесь, в этом месте изгнания и горести, вы увидите, милые читатели, нашего Миниха лучшим, чем где-нибудь. Казалось, несчастье послужило совершенствованию его хороших качеств и уничтожению дурных. Теперь он жил в том городе, куда по его предложению был сослан прежде его самый жестокий враг, уже возвращенный оттуда; этого еще мало: он жил даже в том самом доме, который построен был по его собственному плану для этого врага! Какое положение могло быть еще печальнее, еще унизительнее? И при всем том Миних не чувствовал и половины того нестерпимого огорчения, какое испытывал в дни своей славы от какой-нибудь небольшой неудачи в своих честолюбивых планах. Он был почти всегда спокоен, даже иногда весел: с кроткой покорностью судьбе утешал он свою супругу, когда она горевала о разлуке с их единственным сыном, оставшимся с семейством в Лифляндии; с отрадным благочестием христианина разговаривал о святых истинах веры с другом, ниспосланным ему самим Богом во время несчастья. Это был его домашний священник,
Так протекли семь лет, и Богу было угодно еще раз испытать твердость Миниха: его несравненный друг скончался. Невозможно описать горе, которым было поражено бедное сердце страдальца! Но и тут оно сохранило свое удивительное мужество, свою кроткую покорность воле Божией и даже более того: с этого времени набожный изгнанник считал своим долгом заменить для домашних все то, чего лишились они со смертью благочестивого пастора. Он принял на себя все его обязанности, и рвение, с которым он исполнял их, в самом деле прекрасно напоминало им их ангела-утешителя. Так благочестивые занятия, утверждая с каждым днем более и более душу Миниха в ее святой покорности воле Господа, имели благотворное влияние и на его здоровье, и вы удивитесь, друзья мои, когда я скажу вам, что через двадцать лет изгнания он, возвращенный из ссылки императором Петром III, снова явился при дворе в славе и счастье. Уверенные в этом, мы спокойнее можем оставить его теперь в Пелыме, чтобы сказать несколько слов о другом человеке, вместе с ним осужденном на изгнание.
Граф Остерман, честолюбивый в счастье, хотя и покорился с твердостью судьбе своей, но при своем болезненном положении прожил не более пяти лет в месте своего изгнания: в 1747 году он скончался на 61-м году жизни.
Говоря об этих знаменитых несчастливцах, нельзя не вспомнить о жестоком герцоге, любимце императрицы Анны Иоанновны, хотя он менее всех заслуживает нашего сострадания. С восшествием на престол Елизаветы Петровны его участь облегчилась; ему было позволено оставить Пелым и жить в Ярославле, где от казны ему выдавалась значительная сумма на содержание. Впоследствии император Петр III, добрый и сострадательный, полностью простил его вину и позволил ему приехать в Петербург, а Екатерина II возвратила ему даже и Курляндское герцогство. Но он владел им не более шести лет: в 1769 году он отказался от этого владения и передал все свои права своему старшему сыну, который спустя двадцать пять лет также сложил с себя достоинство герцога, и Курляндия при происходившем в то время разделении Польши была присоединена к России. Это было в 1795 году.
Но наше воображение, всегда с любопытством желающее преждевременно проникнуть в будущее и увидеть судьбу людей, так сильно отличавшихся от своих современников, увлекает нас за собой к годам, еще не наступившим для нашей истории: 1795 год еще далеко от нас. Мы еще в 1742 году — в начале царствования Елизаветы Петровны. Возвратимся же к ее двору, друзья мои: там нас ждет много нового и прекрасного.
Наследник престола и его супруга