Но нежное сердце Марии уже не могло насладиться этой радостью на земле: в октябре 1828 года она скончалась, и ее осиротевшие дети всех возрастов и всех состояний долго оплакивали эту невозвратимую потерю. С ее уходом из земного мира все осиротело. Все плакали, потому что не было дома, который прямо или косвенно не был ею облагодетельствован. Сколько слез пролили бедные дети, когда им сказали, что они уже никогда больше не увидят своей милой благодетельницы! Начальницы и классные дамы всех институтов не знали, как утешить бедных малюток. Что же говорить тогда о величии горя бесчисленного множества слабых, больных, престарелых несчастливцев, которые были призрены и успокоены Марией? Это горе людей, близких к могиле, не могло скоро утихнуть: оно облегчалось только надеждой на скорое соединение с незабвенной покровительницей. Но что говорим мы о горе тех, кто жил только за счет благодеяний императрицы? Оно не удивительно, ведь весь народ вообще и все его слои были поражены ее кончиной в самое сердце. Это общее горе прекрасно выражено поэтом В.А. Жуковским в стихотворении «Чувства перед гробом государыни императрицы Марии Федоровны в ночи накануне ее погребения»:
К этим стихам добавим еще несколько подробностей, рассказанных нам теми особами, которые имели счастье близко знать покойную императрицу. Удивительна, неподражаема была эта государыня, и как супруга, и как мать, и как царица!
Начнем с ее семейной жизни. Она любила своего супруга с величайшей нежностью: все его малейшие желания для нее были законом. Она уважала все его привычки даже и тогда, когда его уже не было на свете. Память его была для нее самой драгоценной святыней. До самой своей кончины она проводила каждое время года там, где жила с ним. Все помнят, что с 1 мая до октября она оставалась в Павловске и на октябрь переезжала в Гатчину; помнят, что она не делала никаких перемен ни в расположении, ни в убранстве своих комнат и что они оставались всегда такими, какими были при ее обожаемом супруге.
Ее нежнейшая любовь к детям, которые, в свою очередь, оказались благодарны ей за это, ни с чем не может быть сравнима. Ни ее возраст, ни сан, ни разлука — ничто не могло и в малейшей степени поколебать их беспредельную преданность ей и благоговение перед ней — чувства, которые она сумела воспитать в них своей материнской заботой. Двое из ее сыновей, облеченные императорской властью, всегда являлись перед нею, как перед своей законной повелительницей. Если бы в ее взоре показалась тень неудовольствия или неодобрения, ни у кого из них не хватило бы духу оставить ее, не вымолив себе всегдашней нежности и ласки. Ее дочери, приезжая из-за границы, высчитывали минуты, которые могли проводить с ней.
Воспитанием ее первых сыновей занималась еще сама императрица Екатерина. Для государя императора Николая Павловича и для великого князя Михаила Павловича она выбрала в наставники людей, лично ей известных. И при всем том она настолько входила во все тонкости обучения, что каждый из наставников обязан был в письменном виде представлять ей уроки, которые предполагал давать великим князьям. Это так сблизило ее с наставниками детей, что все они до смерти государыни оставались в числе самых приближенных к ней особ. Среди них Шторх и Аделунг всегда получали даже летом квартиры в Павловске, чтобы им было удобнее находиться в избранном обществе императрицы.