Александр не мог оставаться равнодушным к такому всеобщему выражению любви: она глубоко трогала его сердце, от природы чрезвычайно чувствительное, и, исполненный благодарности к августейшей бабушке, своей воспитательнице, он в первом же своем указе народу объявил: «Мы будем царствовать по сердцу и законам нашей бабки Екатерины II». Вслед за этим он поспешил проявить и перед своими подданными то чувство, которое наполняло его сердце к ним: это было проявление нежнейшей заботы обо всем, что касалось улучшения их состояния. Здесь перед нами открывается длинный ряд благодеяний Александра. Внимание его прежде всего было обращено на тех подданных, положение которых было несчастливо, и 15 марта, то есть через три дня после его восшествия на престол, были прощены все содержавшиеся по делам Тайной экспедиции, и само это присутственное место, учрежденное для разбора важнейших уголовных дел и принимавшее иногда при этих разбирательствах слишком строгие меры, было упразднено. Вообще кроткая душа Александра была до такой степени наполнена милосердием, что и к самим преступникам он проявлял сострадание, и все, что отягощало их судьбу, например, слишком жестокие наказания, пытки при допросах — все это было им отменено; даже виселицы, которые обычно ставились в городах в публичных местах для того, чтобы выставлять напоказ имена преступников, были уничтожены: милосердный государь находил эту меру правосудия слишком тяжелой для родственников несчастного, подвергшегося наказанию.
Столько великодушия, проявляемого по отношению к людям, меньше всего достойным царственных милостей, показывает, до такой степени сердце Александра было наполнено заботой о счастье всех других его подданных. Приступая к перечислению всего сделанного им, мы должны прежде всего остановить внимание на стремлении молодого императора дать своему народу главную основу счастливой жизни — дать образование и вместе с ним — все блага, отсюда проистекающие. В этом отношении он превзошел всех своих предшественников. «Примера не было в истории, — сказал один из известных наших литераторов, — когда бы с таким одушевлением и ревностью заботилось правительство о водворении в государстве любви к наукам, как в первые годы царствования императора Александра. До него просвещение представляло один из тех предметов, на которые смотрят как на приятность, как на удобство, как на предмет из числа полезных, но еще не необходимых. При нем оно перешло в разряд предметов государственных. Судьбой наук стали так заниматься, как до сих пор занимались только государственными имуществами, военными силами и прочим».