История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе

По сведениям, которые оставлены нам русскими летописями, можно сделать вывод, что настоящей войны между дружиной Владимира и булгарами в тот раз не случилось; скорее всего, произошла какая-то стычка с пограничными силами булгар. Крайней северной точкой булгарских владений по Волге была в то время, по всей видимости, совсем маленькая таможенная крепостца на месте нынешней Казани. Она могла стоять там, где верхнее-волжский и окский торговые пути сходились с торговым путем по Казанке, тогда еще во всем своем течении принадлежавшей финно-угорским арским племенам. Была ли Казань местом первого русско-булгарского столкновения, скорее всего, навсегда останется неизвестным, однако сам факт заключения «вечного мира» между Владимиром и волжскими булгарами говорит о многом. Именно с той поры русские летописи начинают все чаще упоминать о северных булгарских мусульманах, причем главным образом не как о военных соперниках, но как о торговых партнерах.

Вообще, сравнивая сохранившиеся у арабских географов и русских летописцев сведения о булгарах, можно сделать вывод, что распространение ислама в XI веке не усилило, но скорей укротило военный дух булгар, свойственный им ранее. О них редко говорят, как о воинах, которые, по словам ибн Русты, «ездят верхом, носят кольчуги и имеют полное вооружение», но все чаще, как о купцах, промышленниках и ученых. Остается лишь удивляться, что, громко отметив в 1980 году шестисотлетнюю годовщину Куликовской битвы, российское государство в 1985 году совершенно не обратило внимания на тысячелетие первого мирного договора между Киевской Русью и Волжской Булгарией. Ведь, несмотря на то, что русские летописи упоминают о повторных походах уже принявшего к тому времени христианство Владимира на Волжскую Булгарию в 994 и 997 годах, первый мирный договор между Русью и северными мусульманами соблюдался последними неукоснительно в течение следующих ста лет. Русские летописи лишь под 1088 годом говорят о нападении булгар на Муром, да и то, нападении неохотном и вынужденным обстоятельствами. Н. Карамзин пишет:

«Не имея духа воинского, любя торговлю, земледелие и в случае неурожая питая восточный край России, они хотели, вероятно, отмстить жителям Муромской области за какую-нибудь обиду или несправедливость: по крайней мере, сия война не имела дальнейшего следствия, и взятый ими город недолго был в их власти».

В примечании к этому историческому событию другой русский историк, С. М. Соловьев, также пишет, что волжские булгары были обстоятельствами вынуждены нарушить столетнее к тому времени соглашение с Русью. Все их дипломатические обращения к русским князьям об усмирении окопавшихся в Муроме и вредивших мирной торговле на Волге новгородских ушкуйников оставались без ответа:

«В дошедших до нас списках говорится о взятии Мурома Болгарами без объяснения причин и следствий: но Татищев, основываясь на Нижегородском и Макарьевском списках, говорит, что по Оке и Волге в это время были сильные разбои, вредившие Болгарской торговле; Болгары прислали к князю Олегу и брату его, Ярославу Святославичам, которым, по Татищеву, принадлежали в это время Тмутаракань, Рязань и Муром, просить на разбойников, но, не получа управы, пошли на Муром и взяли его. – Известие это очень любопытно и очень вероятно: нет основания отвергать, что в это время не было ушкуйничества, которое мы увидим в такой силе после[289]».

Таким образом, классическая русская история, как правило, говорит о первых северных мусульманах как о народе по преимуществу миролюбивом и созидательном. Очевидно, что мусульманское богословие волжских булгар, почерпнутое из правовых представлений ханафитского права, мало способствовало возникновению совершенной чуждой исламу идеи джихада как обязательной войны с неверными. Однако нельзя сказать, что первые северные мусульмане совсем не вели джихада как мирной проповеди веры, и повествуют нам об этом именно русские летописи.