Глубоко понимая людей, Чингисхан понимал, что покоренным народам, у которых было отнято все, следовало ставить отдушину в виде их собственной веры, которая, между прочим, тотчас объясняла их сокрушительное поражение Божественным наказанием за их же собственные грехи. Падение мусульманских стран, объяснявшееся промахами военачальников, отсутствием единства и общей слабостью истощенной усобицами и догматизмом цивилизации, объясняется еще и тем, что против нашествия Чингисхана в силу провозглашенной им веротерпимости практически не работал лозунг джихада, который служил таким мощным объединяющим лозунгом в борьбе против крестоносцев. Еще в 1206 году, после объединения монгольского государства, Чингисхан провозгласил в своей «Ясе», чтобы на потомков Пророка, то есть суннитских сейидов и шиитских имамов,
Справедливость и мудрость этого установления были очевидны, причем, как показывает нижеследующий случай, государственная прозорливость монгольских владык следовала не столько букве, скольку духу закона «Ясы», который, между прочим, предусматривал смертную казнь за мусульманский способ закалывания животных. Казалось бы, уже один этот запрет должен был привести ислам и «Ясу» в самое непримиримое и практически ежедневное противоречие. Сами монголы, калмыки, а также тюркские народы Сибири и Алтая и сегодня закалывают животных согласно «Ясе»:
Однако, когда один из монголов донес своему владыке, что некий мусульманин зарезал овцу согласно исламскому обычаю, именно сам доносчик был предан казни, поскольку он подсмотрел, что делалось в собственном доме обвиняемого, и тем нарушил святость его жилища. Донос, который сродни предательству, вызывал у монголов презрение, хотя, как всякие мирские государи, они не чурались политической пользы, которую приносили доносы и прямое предательство. Э. Хара-Даван, пытаясь объяснить сложность и противоречивость характера Чингисхана, отразившиеся в его «Ясе», писал: