История российского терроризма

Перешли Марсово поле, Летний сад. В саду ночевало множество ворон, они подняли дикий крик.

Заговорщики перебрались через замерзшие рвы к дворцу. Палена они там, как ожидалось, не встретили.

Их вызвался провести Аргамаков, адъютант Преображенского полка. Когда подошли к запертой двери передней, из 40 человек осталось около десяти — самых пьяных. Даже Платон Зубов заколебался, но Беннигсен закричал:

— Как, вы завели нас сюда, а теперь хотите уйти?! Мы слишком далеко зашли, чтобы последовать вашему совету!

Сонный лакей отпер дверь. Аргамаков сказал камердинеру, что шесть утра и он явился к государю с докладом.

Покои императора охраняли двое камер-гусаров. Аргамаков постучался и взволнованно прокричал им, что во дворце пожар. Зная его голос, гусары отворили. Но когда увидели толпу людей, стали кричать. Яшвили ударил одного саблей, и тот упал. Второй убежал, крича.

Солдаты-преображенцы находились в зале. Они начали что-то подозревать. Один выступил вперед и потребовал, чтобы их вели к царю. Поручик Марин приставил свою шпагу к его груди.

Беннигсен, Зубовы бросились в императорскую спальню. Павла на постели не было.

— Мы погибли! — закричал Платон Зубов. Но сразу же они заметили Павла — он стоял за ширмой. Беннигсен подошел и нему и сказал: «Государь, вы арестованы!»

Павел растерянно посмотрел на него и обратился к Зубову.

— Что вы делаете, Платон Александрович?

Комната заполнилась заговорщиками из коридора. Они были пьяны и взбудоражены.

— Я арестован? Что это значит?! — вскричал Павел.

— Уже четыре года следовало бы с тобой покончить! — закричал кто-то.

— Что же я сделал? — Павел громким голосом стал звать на помощь.

На него набросился Яшвили, они оба упали на пол. Павел пробовал сопротивляться, но Николай Зубов ударил его золотой табакеркой в висок. Все бросились на Павла, который лишь слабо защищался; он заметил среди офицеров одного похожего, как ему показалось, на великого князя Константина и сказал ему:

— Как, ваше высочество здесь?

Кто-то сорвал с себя шарф и накинул на шею Павлу. Тот успел лишь сказать по-французски:

— Господа, именем Бога умоляю вас, пощадите меня...

Через минуту его не стало.

Полковник Саблуков напишет позже:

«Мне противно называть имена кровопийц, которые отличились во время катастрофы своим варварством. Хочу только сказать, что я знал многих из них и знаю наверное, что их смертный час был особенно ужасен страшными душевными и физическими страданиями».

Пален появился во дворце, когда все было кончено. Но он предпринял меры помешать сторонникам царя вступиться за него. Вызванного Павлом Аракчеева задержали у городской заставы, генерала Кологривова просто арестовали...

О первых минутах после убийства известно следующее. Государя положили на постель. Беннигсен объявил слугам и караулу, что «государь скончался апоплексическим ударом». Солдаты встретили это известие довольно хмуро. Офицерам, выражавшим радость по поводу смерти тирана, они отвечали: «Нам он был не тиран, а отец».

Великий князь Константин вспоминал спустя четверть века;

«Я ничего не подозревал и спал, как спят в двадцать лет. Платон Зубов, пьяный, шумно вошел в мою комнату (со времени смерти моего отца прошел час) и грубо дернул мое одеяло, говоря мне дерзким тоном: «Вставайте и ступайте к императору Александру; он ожидает вас». Я глядел на Зубова, еще полусонный, и думал, что вижу сон. Платон сильно дернул меня за руку, чтобы заставить меня встать. Я надел брюки, сюртук и сапоги и совершенно машинально пошел за Зубовым... Прихожу в переднюю моего брата и вижу там толпу шумных, сильно возбужденных офицеров... Я вхожу в гостиную брата и застаю его лежащим на диване, обливающегося слезами, точно так же и императрицу Елизавету (супругу Александра); только здесь узнал я об умерщвлении отца. Я был так ошеломлен этим ударом, что сначала думал, что заговор направлен против всех нас...»

Иначе вела себя супруга Павла, императрица Мария Федоровна. Графиня Ливен сказала ей, что с императором удар. «Он умер! Его убили!» — закричала она, соскочив с постели и бросившись, босая, к дверям, ведшим в покои Павла. Беннигсен уже поставил там часовых с приказом никого не пускать. Тридцать солдат с офицером Полторацким не пустили императрицу. Она закричала, бросилась на пол. Солдаты плакали. Придя немного в себя, Мария Федоровна вернулась в комнаты. Утром к ней пришел Уваров: «Именем императора и императрицы (Александра и Елизаветы) он просит ее пожаловать к ним», Мария Федоровна ответила:

— Скажите моему сыну, что я не признаю его моим государем до тех пор, пока не увижу тела моего супруга.

Тридцать часов приводили тело в приемлемый вид, и только вечером следующего дня императрица увидела покойного.

Через несколько дней она с сыновьями Александром и Константином отправилась в часовню св. Михаила и заставила их поклясться, что они ничего не ведали о намерении убить отца.

Все сословия вздохнули с облегчением. На улицах Петербурга и Москвы царил восторг. Люди поздравляли, обнимали друг друга.