Выгоды, полученные в результате достижения Румынией относительной самостоятельности, оказались довольно скромными, хотя и были оплачены ценой многолетних испытаний, выпавших на долю румынского народа. В исторической перспективе изоляция от партнеров по социалистическому лагерю привела к тому, что политическая элита словно бы законсервировалась на уровне 50-х годов. Оказавшись в отрыве от всех восточных идеологических доктрин, румынские коммунисты признавали марксизм лишь в той мере, в какой он отвечал их национальной идеологии. На волне антисоветского сопротивления сталинизм в своем классическом варианте смог удержаться в Румынии до 1963 г., а ее прозападная экономическая ориентация была обусловлена политическими соображениями.
Попытки режима заполучить передовые западные технологии основывались на том же политическом расчете, что и нэп Ленина: строительство автаркического социализма, опиравшегося на тяжелую промышленность и собственные ресурсы при поддержке Запада. Что касается демократизации общества, с предоставлени- /669/
ем больших свобод в области культуры, образования и идеологии, то она вообще была чужда режиму.Почему сталинизм, пусть даже с национальной окраской, сохранялся в Румынии на протяжении столь длительного времени? Почему партийные лидеры практически никогда не сталкивались с организованной оппозицией? И наконец, почему в период общего кризиса европейской коммунистической системы румынская компартия не смогла разработать альтернативной программы построения социализма с человеческим лицом?
Более того, переходный период либерализации 1963–1971 гг., сопровождавшийся освобождением из тюрем большинства политзаключенных и временным ослаблением идеологических оков, с точностью повторял 1932–1934 гг. (сталинский «нэп»), 1938 г. (назначение Берии на пост министра внутренних дел) и 1958–1964 гг. (реабилитация жертв сталинизма) в СССР и практически не затронул сути существующей системы.
Объяснение всему этому следует искать в социальной и ментальной структуре румынской компартии.
Методы пополнения партийных рядов перешедшими на службу оккупационному режиму чиновниками среднего административного звена, а также бывшими членами крайне правых политических группировок, кустарными рабочими, сельским пролетариатом и частью членов Социал-демократической партии способствовали тому, что в момент своего прихода к власти румынская компартия напоминала ВКП(б) после проведенных в ней чисток. Без настоящей «старой гвардии» и той прослойки заслуженных местных ветеранов, которые вели борьбу за коммунистические идеалы, партия стала прибежищем карьеристов и политиков-неудачников. Она не смогла привлечь на свою сторону интеллигентов и профессионалов высокого уровня, ограничиваясь лишь созданием собственного технократического сословия, которое вопреки своему происхождению стремилось к проявлению своих способностей вне политики, чем и объясняется отсутствие каких-либо попыток разработать новую политическую стратегию.
Другим препятствием на пути развития КПР стало отсутствие революционных традиций. Сектантские принципы деятельности и оторванность от политической жизни страны в межвоенный период уготовили для коммунистов роль карманной партии без сколь-нибудь серьезного выхода на политическую сцену, который бы способствовал разработке самостоятельных платформ. /670/
Более того, отсутствие с самого начала собственной программы действий и абсолютное следование сталинской модели определили специфику отношения румынских коммунистов к проблемам социализма. В действительности, на протяжении всего периода пребывания у власти КПР ограничивалась лишь незначительными подновлениями сталинских рецептов, отвергая всякие попытки обновления изнутри.
Все это привело к тому, что после смерти Сталина румынская компартия не смогла выйти из тупика и стала продолжателем сталинизма, получившего национальную окраску. Неслучайно шаги, предпринятые Чаушеску после 1971 г., оказались вполне совместимы с идеологическими принципами партии, а сформировавшийся режим полностью идентифицировался с КПР. /671/
Послесловие
Все румыны после 21–22 декабря 1989 г. питали большие надежды на лучшее. Большинство тешило себя иллюзиями, что жизнь, как по волшебству, моментально изменится. Многие искренне верили, что теперь-то уж точно придут американцы (или западноевропейцы) – которых так долго ждали с 1945 г., – и начнется стремительное и ощутимое процветание общества. Другие, настроенные более скептически и реалистично, полагали, что до наступления изменений должно пройти какое-то время, поскольку очень трудно преодолеть наследие старого режима. Некоторые даже хотели немедленно отодвинуть в сторону все старое поколение, названное «коммунистическим», за то, что оно «жило при коммунизме» и содействовало развалу страны (если не прямо участвовало в нем).