Российская крепостная промышленность безнадёжно отставала от западной. Этому способствовали постоянные гонения самодержавия на университеты и острая нехватка образованных людей в стране. Так, благодаря политике жёсткого ограничения числа студентов при Николае I в 1853 году в России на 60 миллионов населения насчитывалось 2 900 студентов! В сфере технического прогресса Россия стремительно теряла свои позиции. По выплавке железа Англия далеко опередила Россию, вытеснив её с мировых рынков. В 1860 году общий объём промышленной продукции России составлял 1,7 процента мирового производства, уступая Англии в 18 раз. Система монополий, казённых заказов и дотаций отсталым уральским заводам – становому хребту тяжёлой индустрии страны – тормозила развитие промышленности. Вольнонаёмный труд по производительности в два-три раза превосходил в промышленности крепостной труд. Крепостные предприниматели (Прохоровы, Морозовы и другие) были вынуждены скрывать свои капиталы, заключать сделки через подставных лиц, «откупаться» от рекрутской повинности, находясь в полной зависимости от помещиков. Крепостная неволя остро стесняла промысловую деятельность крестьян, барщинная и оброчная эксплуатация разоряла их и оскорбляла их человеческое достоинство. Да и помещики в России XIX века повсеместно разорялись и закладывали свои имения. (Вспомним чеховский «Вишнёвый сад».) Система паспортов мешала формировать рынок рабочей силы. Нередки были анекдотические ситуации, при которых крепостной фабрикант на своё предприятие, юридически принадлежавшее барину, нанимал крепостных односельчан, а своего барина «устраивал на работу» в качестве надсмотрщика за собственными крепостными, оставаясь при этом его собственностью!
Уже благородные масоны екатерининского времени (Н.И. Новиков и его друзья) и отважный А.Н. Радищев обличали «язву крепостничества»: первые с позиций мирного христианского морализирования, второй – с позиций просветительского революционного бунтарства. Пугачёвское восстание, с одной стороны, восстание декабристов, с другой, – показали шаткость и непрочность крепостной системы.
Программа Империи Петра Первого: наращивание экспансии государства вне и внутри России, сохранение и усиление державы (с самодержавием и крепостничеством, как несущими конструкциями всего здания), периодическое реформирование государства монархом в целях сохранения и упрочения существующей системы (с ограниченным, поверхностным и однобоко техническим «просвещением»), подновление крепостнической системы, развитие промышленности за счёт крепостного труда работников, закреплённых за мануфактурами и за счёт средств от продажи зерна, производимого подневольными крестьянами. Пугачёвское восстание, Радищев, а затем и декабристы предложили свою, альтернативную имперской, программу развития России – через революционное свержение деспотизма, уничтожение самодержавия (с его полицией, рекрутчиной, чиновничеством, подушной податью), децентрализацию, установление гражданской свободы (а в случае с «пугачёвщиной» – ещё и общинное самоуправление), разрушение империи, прекращение гонений на староверов и угнетения «инородцев», ликвидацию крепостного права. В XIX веке обе эти программы получили своё развитие: правительственный и общественный варианты развития страны столкнулись в ожесточённом противостоянии.
6.2.4. Общественное движение: попытка выработки альтернативы
Во второй половине XVIII – начале XIX веков, несмотря на самодержавный деспотизм, в России постепенно начинает возникать общественное освободительное движение – сначала малочисленное, мирное, полулегальное, затем – всё более сильное и радикальное.
В условиях абсолютного доминирования государства во всех сферах жизни, запрета на любую политическую деятельность и крайней аморфности, неорганизованности, неоформленности общества, в условиях разобщённости, неграмотности, замкнутости и покорности крестьянства (лишь иногда взрывающегося бунтами), в условиях отсутствия серьёзной буржуазии и её зависимости от государства, вся общественная мысль и общественная жизнь первоначально сосредоточилась в узком круге эмансипирующегося образованного столичного дворянства. Из его среды выходит немногочисленная, но активная и самоотверженная группа российской интеллигенции – объединённой не сословным эгоизмом, а возвышенными идеалами вольности и человеческого достоинства.
Философ Г.П. Федотов, описывая отчаянное и трагическое положение российской интеллигенции – детища петровских реформ, отметил присущее ей стремление «возвращения к корням», обретения связи с народом. Но он добавляет при этом: «И это – параллельно с неуклонным распадом социально-бытовых устоев древнерусской жизни и выветривании православно-народного сознания… Нельзя забывать в оценке русской интеллигенции, что она целое столетие делала общее дело с монархией. Выражаясь упрощённо, она целый век шла с царём против народа, прежде чем пойти против царя и народа (1825–1881) и, наконец, с народом против царя».