История русского шансона

«Плывет пелена густого табачного дыма, и в ней плывут смятые, склонившиеся над кружками пенящегося пива лица.

Ночь в пивнушке. Глубокая ночь.

…С улицы в пивнушку входит мальчуган и, пробравшись меж столиками, карабкается на заменяющие эстраду пивные ящики. Здесь он как у себя дома.

В руках ореховая палка, на голове заросли непокорных ржаных, пытающихся закрыть смелый лоб волос и удивленно блестящие глаза. Все существо мальчугана кажется пропитанным задором, будто жизнь для него цепь неожиданных столкновений.

Мальчугана узнали:

— Морковка пришел!

Все вокруг него сразу оживилось. Собутыльники подмигивали друг другу, прищелкивая языком:

— Ну же, ну, Морковка, качай!

Морковка откашлялся и, сохраняя достоинство, подозвал к себе услужливого гитариста.

Когда наступила тишина, он запел:

Когда станут меня драть,
Вспомню милым словом мать
У меня ведь нет отца
Лянца…

И дал сигнал слушателям:

Дрица-а-ца-ца

Неистово хлопая по крышкам столиков, притоптывая ногами, вызванивая бутылками и стаканами, рявкнул внезапно в один голос зал:

Плывет тихо пятый номер
У вагона кто-то помер
Тянут за нос мертвеца

Опять ошеломляющий припев:

Лянца дрица-а-ца-ца

Полетели медяки.

Зал требовал исполнения какой-то „Морковки“. Тронув, как полагается заправским певцам, рукой горло, мальчуган завел густо замешанную на похабных намеках историю о том, как кухарка покупала морковку. Куплеты сопровождались жестикуляцией, губы искажались причмокиваниями.

Пел он больше часа.

Стрелка на засиженном мухами циферблате подползала уже к жирной двойке. Официанты с трудом выпроваживали осевших на ноги посетителей.

Мальчуган скользнул к выходу…»

Пивная эстрада

Согласно статистике, в 1926 году только в Москве насчитывалось 120 пивных, где ежедневно выступали сотни певцов, танцоров, факиров…

«Взрыв» нарпитовских заведений объясняется просто — в 1921 году указом новой власти были закрыты театры-кабаре, где находили приют тысячи эстрадников.

Все эти «Заверни», «Кривой Джимми», «Зеленый попугай», «Коробочка» и «Павлиний хвост» большевики быстренько переформатировали в Теревсат (Театр революционной сатиры) и прочие «полезные» начинания.

Артисты же оказались на улице и были вынуждены менять репертуар в угоду публике.

Передо мной отчет корреспондента музыкального журнала, где рассказывается о походе по городским пивным:

«…Стены одной из них были украшены плакатом: „Большой естрадный дивиртисмент с участием лучших и известных артистов московской государственной эстрады. Сатира, юмор, куплеты, частушки, романсы, лирика. Бутылка — 60 коп., кружка — полтинник“.

И ниже: „Неприличными словами просят не выражаться“.

Но предупреждение не действовало.

Все же выражаются: публика в накуренном зале, авторы-юмористы на эстраде. Последние выражаются безнаказанно. Неоконченные рифмы и пошленькие остроты спорят по своему с матерной руганью, висящей в воздухе пивной».