Французы победили, в их руках два ключевых пункта позиции противника — флеши и батарея, однако русская армия не разбита. «Ее поведение твердое и внушительное, как перед сражением» (Сегюр). «Потери были огромными, несопоставимыми с результатами. Победа была молчаливой и мрачной. Французские солдаты удивлялись, видя так много убитых и раненых врагов, но так мало пленных. Их не набралось и 800! А ведь степень успеха измеряли по количеству пленных. Если остальные войска противника отошли в таком порядке, гордые и совсем не впавшие в уныние, то чего стоило захваченное поле сражения? Разве у русских когда-нибудь возникнет недостаток земли для того, чтобы найти новое место для боя?» (Сегюр).
Кутузов сообщает о своем намерении на следующий день перейти в атаку и составляет победную реляцию — ведь он целый день продержался против армии, возглавляемой самим Наполеоном. Он будет произведен в фельдмаршалы. Но доклады командиров соединений заставляют его изменить планы. Потери ужасающи. Из 34 тыс. человек, принимавших участие в сражении, 2-я армия потеряла 20 тыс., некоторые дивизии практически уничтожены, например, в дивизии Воронцова осталось 300 человек, полками командуют поручики[68]
. Новое сражение, данное в подобных условиях, может погубить армию. Ночью Кутузов отдает приказ отступать на Можайск и далее на Москву. 13-го армия входит в Москву. Встает вопрос: оборонять город или сдать его противнику без боя. Кутузов собирает военный совет в Филях. Следующие строчки мы заимствуем у Толстого: «Бенигсен открыл совет вопросом: „Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?“ Последовало долгое и общее молчание… „В ночь с 13 на 14 сентября армия преодолевает Москву и продолжает движение по Рязанской дороге. Оставление города сопровождается массовым исходом из нее населения. Из 200 тыс. человек столицу покидают 190 тыс. 14-го в нее входит Наполеон. Ему докладывают, что «Москва пуста. Наполеон с негодованием отвергает это известие. Возможно, ее жители просто не умеют правильно сдаться, так как все здесь внове и для нас, и для них. Император подзывает Дарю. „Идите и приведите мне бояр!“ Он полагает, что эти люди, закостеневшие в своем тщеславии или парализованные страхом, сидят по домам; а он, к кому до сих пор покорно приходили побежденные, желая вызвать у них доверие, сам делает первый шаг, опережая их мольбы о пощаде. И действительно, как было поверить, что столько великолепных дворцов, прекрасных храмов и богатых магазинов брошены своими владельцами. Однако миссия Дарю проваливается. Ни один москвич не приходит; ни из одной трубы этого огромного и густонаселенного города не вьется дымок… Удивленный, что, нанеся удар в сердце этой империи, он встретил чувство иное, чем покорность и ужас, император чувствует себя побежденным и превзойденным в решительности» (Сегюр). В тот же вечер в городе начинаются пожары. С ними невозможно бороться, так как по приказу Кутузова и Ростопчина все пожарные насосы и все пожарники эвакуированы. «Ущерб от пожаров все возрастал. Многие пьяные субъекты, захваченные с факелами в руках, заявляли, что этот заранее обдуманный план был результатом решения одновременно героического и жестокого. Уже на третий день Москва являла собой сплошной океан огня» (Жомини). Наполеон потрясен: «Из его сдавленной груди вырывались короткие резкие возгласы. Какое ужасное зрелище! Они сами! Сколько дворцов! Какая невероятная решимость! Какие люди! Это скифы!» (Сегюр). Но это действие, при котором в огне погибло 6496 домов из 9257, не только проявление доведенного до крайности патриотизма; оно лишает Великую армию хранившихся в городе запасов, вынуждая к мародерству, вносит смятение в умы.