История русской армии. Том первый

Суворов большей частью шел пешком при передних частях, у всех на виду. Вечно бодрый и веселый, он не давал хандрить людям. Увидев кучку людей, отказавшихся в отчаянии идти дальше, он весело затянул песню: «Что с девушкой сделалось, что с красной случилось», — и мигом все повеселели.

Спуск был еще труднее. Почва стала скользкой и вязкой; местами люди прямо скатывались вниз. Кто оступился или поскользнулся, летел в бездну. Лишь к пяти часам дня голова колонны спустилась в долину, к д. Мутен. Расстояние в 16 верст от Альторфа до Мутена авангард преодолел за 12 часов. В хорошую погоду опытные швейцарские охотники идут здесь восемь часов.

Спустившись, Багратион узнает, что в д. Мутен расположились французы. Отважный сподвижник Суворова с головными частями бросается на них: половина врагов переколота, другая сдалась.

Авангард Багратиона собрался у Мутена только поздно ночью. Вместо отдыха пришлось стоять под ружьем, так как у Швица находился неприятель, а хвост Розенберга был еще у Альторфа, и на всем протяжении между Мутеном и Альторфом тянется непрерывная цепочка одиночных людей и вьюков по страшной крутизне. В таком положении застала их холодная, ветреная ночь.

Переход русских через эти горы до сих пор еще живет в памяти местных жителей как предание полубаснословное; показывая тропинку, едва заметную на скалах и снежных пустошах, швейцарец говорит с благоговейным удивлением: «Здесь проходил Суворов». На картах Швейцарии тропинка эта обозначается надписью: «Путь Суворова в 1799 г.».

Два дня тянулись войска от Альторфа до Мутена, и еще два дня — вьюки. Все это время, 16-го и 17-го числа, Лекурб бросался на Розенберга, но был отбиваем, и вьючный обоз успел втянуться в Шахенскую долину.

Пришедшие в Мутенскую долину войска еле держались на ногах от усталости, холода и голода, но, несмотря на это, ничего не тронули у жителей.

Посланные к Гларису для связи с Линкеном казаки вернулись с донесением, что Гларис и долина Кленталь заняты французами, а о Линкене нет даже и слуху. Скоро и окрестные жители принесли страшные вести: 14 сентября Корсаков с громадными потерями отброшен из Цюриха к Шафгаузену. Готце разбит на Линте и пропал без вести. Елачич и Линкен отступили к Рейну. Масена спешит к Гларису и Швицу запереть Суворову выходы от Мутенской долины.

Изнуренное беспримерным походом, 18-тысячное войско Суворова оказалось среди неприступных Швейцарских гор окруженным многочисленным, гордым победами противником.

18-го числа Суворов окончательно убеждается во всем из донесения Линкена. Казалось, и собственное спасение было уже невозможно. Идти к Швицу — нет смысла: Массена не пустит, а если бы и пробились, то что могли сделать малочисленные, голодные войска без сухарей, зарядов и артиллерии — против многочисленного, сытого и хорошо снабженного врага? Идти назад к Альторфу? Но разве могли суворовские войска отступать? Да наконец, у Альторфа Лекурб. Оставалось идти на Гларис, пробиваясь к Куру и Иланцу, на соединение с австрийцами. Но как встретят это решение войска? Хватит ли у них сил преодолеть еще целый ряд неимоверных затруднений и выказать подвиги, может быть, еще более героические? И вот Суворов начинает свое обычное психологическое воздействие на войска: 18 сентября назначает он военный совет [57], впоследствии описанный Багратионом [58], где сказал такие слова: «Теперь идти нам вперед, на Швиц — невозможно. У Масены свыше 60 тысяч человек, а у нас нет полных и 20 тысяч; идти назад — стыд… Это означало бы отступать… а русские… и я… никогда не отступали. Мы окружены горами. У нас осталось мало сухарей; а менее того — боевых и артиллерийских снарядов. Мы будем окружены врагом сильным, возгордившимся победою. победою, устроенной коварною изменою.

Помощи теперь нам ждать не от кого; одна надежда на Бога, другая на величайшую храбрость и на высочайшее самоотвержение войск, вами предводимых. Это одно остается нам. Нам предстоят труды величайшие, небывалые в мире: мы на краю пропасти.

Но мы русские. С нами Бог. Спасите, спасите честь и достояние России и ее самодержца, Отца нашего Государя Императора!.. Спасите сына его, великого князя Константина Павловича, залог царской милостивой к нам доверенности!» — и с последним словом великий полководец пал к ногам Константина Павловича.

За всех ответил «благороднейший старец» Вилим Христофорович Дерфельден: