На последней трети пути вниз по клокочущей Шахдарье Скерский был остановлен залпом афганцев из крепости Рош-кала. Скерский сначала намеревался подождать подкреплений, но, узнав, что афганцы хотят напасть на отряд Юденича, шедший по долине р. Гунт, решил атаковать Рош-калу. Афганцы поспешно очистили крепостцу и отошли на следующую горную позицию, верст на 12 ниже по реке, твердо решив не уступать края, «данного Афганистану Богом». 4 августа афганцы покушались приступить к нашей позиции, но отступили. 5 августа они стали надвигаться на наш отряд, а их конный взвод бросился было в обхват нашего казачьего дозора, но был отбит ловким залпом с позиции в 2200 шагах. Это ошеломило афганцев.
Но тут пришло известие от Юденича, что он блокирован афганцами на р. Гунт, а когда к Скерскому подошло подкрепление, афганцы в числе двух рот (130 человек) и 28 всадников, поманеврировав, отступили временно на расстояние одного перехода. С рассветом афганцы снова начали наступление, послав часть сил в обход. Этот обход на привале был внезапно атакован 15 казаками под командованием хорунжего Рябова, что несколько подзадержало афганцев (с 11 до 2 часов дня). С перестрелкой афганцы, делая перебежки «по-европейски», подошли к нашей позиции на 1600 шагов. Огонь велся всю ночь. Тут к афганцам подошло подкрепление, и они стали строить в 2400 шагах от нас укрепление, но утром бросили его и отошли за 5 верст. Отрядец наш в составе 27 казаков и 12 пехотинцев, находившийся в походе с 24 июля по 5 августа, стал изнемогать, да к тому же туземцы, ответственные за довольствие отряда, видя, что афганцы сильнее, бросились в бега, обрекая нас на голодовку.
К счастью, пришла весть, что сам Ионов идет на выручку. С 5-го на 6-е пришли 30 пехотинцев, три казака, как раз когда афганцы стали не давать отряду покоя ни днем ни ночью. С приближением Ионова афганцы поспешно убрались восвояси, как стоявшие против капитана Скерского, так и блокировавшие подполковника Юденича[54]
. Оба наши отрядца соединились в Хороге, на р. Пяндж (Верхняя Амударья), а потом разведали долину этой реки вверх и вниз, причем крепость Кала-и-Вамар занял русский гарнизон. В сентябре через «Памирский пост» все наши отрядцы ушли в Фергану, потому что афганцы навсегда ушли с Памира, из Шугнана и Рошана.В 1895 г., после 4-летнего противостояния захватчикам, мы при посредстве Англии заключили официальный договор, согласно которому Англия получила юго-западный угол Памира, Афганистан — Вахан, т. е. вся горная окраина Памира досталась англо-афганцам и отделила нас от естественной границы с Индией, от Гиндукушского хребта. Река Пяндж отделила нас с юго-запада и запада от Афганистана, за что эмир отказался от претензий на часть Дарваза, соединявшую Памир с Бухарой на северо-западе.
Участники похода получили в память о нем медали с вензелями Н. I, A. II и А. III и надписью «За походы в Средней Азии 1873–1895 гг.». В заключение приведем слова одного из участников Памирских походов, определяющие их в истории Российской армии: «Памирские походы бесспорно можно считать самыми трудными походами в Азии, в смысле борьбы с суровой природой, обессмертившими новой славой лихие туркестанские войска, водрузившие русское знамя на суровой „крыше мира“».
Русско-турецкая война 1877–1878 гг.
Константин Иванович Дружинин, генерал-майор
Военное дело в России при вступлении на престол Александра II и перед войной 1877–1878 гг.
При вступлении на престол Александра II русские вооруженные силы переживали критический момент, обыкновенно являющийся последствием неудачной войны, — приходилось организовывать вооруженные силы почти заново. Прежде всего хотелось немедленно устранить самые чувствительные недостатки и удовлетворить насущные запросы армии, стоявшей лицом к лицу к почти поголовно враждебной нам Европе. В этом отношении наибольшую озабоченность выказал главнокомандующий гвардейскими и гренадерскими корпусами генерал-адъютант граф Ридигер, представивший императору три записки о существовавших в армии недочетах с предложением соответствующих мероприятий к их устранению.
Граф Ридигер доказывал, что во всей русской армии невозможно найти хотя бы одного командира корпуса или начальника дивизии, который удовлетворял бы всем требованиям, предъявляемым к высшему военному руководству; граф обвинял в этом систему, при которой подчиненным не было возможности обнаруживать свои дарования. Постоянное вмешательство главнокомандующего и его штаба во все подробности службы уничтожало стремление офицерского состава к усовершенствованию, заменяя его желанием избегать неприятностей, которые так легко навлекало любое проявление самостоятельности. Такое вмешательство в дела подчиненных снимало с них всякую ответственность.