История русской бюрократии

Верховники брежневской поры не понимали, как устроена экономика страны. И вот, главной целью экономической жизни объявили прибыль, позволив предприятиям получать её как можно больше. Но, предположим, высокую прибыль предприятия получили, — а куда её девать? Дополнительно расширять производство или строить жильё невозможно, ведь все ресурсы уже распланированы, негде взять ни «лишнее» сырьё, ни технику, ни людей. Только и можно, что пустить деньги на премии, переводя «плановые» рубли в «рыночные» наличные. Но это нарушает баланс: количество социалистических, плановых элементов уменьшается, а количество рыночных, капиталистических элементов, растёт.

Это и привело к нехорошим последствиям. Во-первых, Госплан и Госснаб потеряли возможность отслеживать ситуацию, ибо заводы выпускали то, что даст прибыль им, а не то, что подкрепило бы планы власти. Во-вторых, уменьшились поступления в бюджет. Для покрытия дефицита пришлось заимствовать средства из фондов предприятий, что лишало реформу смысла. Стали печатать деньги, не подкреплённые товарной массой. Возникшей инфляцией пытались руководить, повышая цены директивно, раз в год, то на ковры и хрусталь, то на автомобили и золото. Товарный дефицит закрывали, ударно наращивая выпуск водки и закупая импорт на нефтедоллары. Но дыра, через которую «счётные» рубли утекали в фонды материального поощрения, росла, и реформу тихо свернули…

Пятилетка 1966‒1970 годов стала единственной за всю историю плановой экономики, когда директивы практически полностью совпали с фактическим исполнением. Объяснить это можно только массовой подгонкой результатов, ибо как раз в этот период масштабы, разнообразие и динамичность хозяйства превысили критические возможности планирования старого типа. Страна вступила в период застоя — торможения экономического роста, проедания национального богатства, снижения жизненного уровня, бюрократического маразма и массового цинизма.

Всё это время крепчал бюрократизм, нарастал «бумажный вал», то есть количество документов, поступающих сверху вниз и снизу верх. Этот случай тоже описан Лоуренсом Питером. Он утверждает, что для сотрудника, достигшего уровня некомпетентности, характерен специфический набор особенностей поведения. Питер назвал его «синдромом конечной остановки». Для поддержания позитивной самооценки бюрократ пытается создать — и даже не столько для окружающих, сколько для самого себя — видимость компетентности. Для этого он подменяет результативную работу какой-либо другой, внешне легко заметной. И один из признаков синдрома конечной остановки — склонность к формализации, изобретение бюрократических правил, требование от подчинённых точного их соблюдения, даже вопреки объективной целесообразности.

Интеллектуальная часть «элиты», понимая ненормальность происходящего, стала воспринимать всё устройство государства, коммунистическую идеологию и советское отношение к собственности, как неправильные. Партийно-государственная машина внедряла в общественное сознание лживые мифы о процветании, и одновременно «теневая» система информации — самиздат, несла другие, но от этого не менее лживые мифы. Не рабочие и не колхозники, а интеллигенты из «элиты» заговорили «на кухнях» о необходимости перемен, осуждая всё советское. Развал начинался сверху!

Государство стало неявно «распадаться» на множество подсистем, следующих не общим, а своим собственным интересам. Пример этому — ведомственность. Суть в том, что из-за обострения дефицита ресурсов их распределение всё более определялось не стратегическими целями государства, а интересами ведомств. Министерства начали формировать замкнутые «технологические империи». Каждое, вместо кооперации с другими, стремилось развивать собственное производство всего: роботов, электронных компонентов, специализированных станков и автоматических линий, а это усиливало дефицит ресурсов и страшно удорожало продукцию.

Развивалось местничество — сплочение хозяйственных, партийных и советских руководителей на местах против интересов центра и других регионов. В национальных республиках местничество принимало национальную же окраску. Возник новый тип политических субъектов: номенклатурные кланы. Началось неявное разделение страны.

В высших сферах, уж не говоря о более низком слое, процветали протекционизм и кумовство. Сам Брежнев раздавал высокие посты своим друзьям и родственникам. Такая же картина сложилась в республиках: Грузии, Казахстане, Узбекистане и других, где руководящая верхушка формировалась по клановому принципу.