История русской бюрократии

Это была обычная пиаровская акция, игра в слова. От постоянного их повторения складывалось впечатление, что есть какая-то экономическая концепция перестройки, стратегия ускорения, где расписано, чего мы хотим, как этого будем добиваться, какие нужны последовательные шаги и что получим в итоге. Но ничего похожего не было.

Характерна история появления программы «500 дней». В 1991 году, в год отставки Горбачёва и распада СССР, появилось хоть что-то, смутно напоминающее экономическую концепцию. Это была программа кабинетного учёного Г. А. Явлинского «400 дней», а предложил он её своему бывшему преподавателю политэкономии Л. И. Абалкину, который в правительстве Рыжкова стал вице-премьером по реформе. Однако Рыжков, ознакомившись с программой «дней», отнёсся к ней скептически:

«Там было расписано всё чуть ли не по часам, а уж по дням — это точно, — пишет он. — На 20-й день — начало разгосударствления. На 30-й — немедленная реализация заводами неустановленного оборудования. На 20‒40-й — продажа основных фондов, земли колхозов, совхозов, промышленных предприятий. На 20‒50-й отмена предприятиям государственных субсидий и дотаций. И так далее, грустно перечислять».

Лишь весной 1991-го на Президентском совете у Горбачёва было решено превратить «дни» в экономическую программу перестройки, и затем этот плод кабинетных раздумий взялись доращивать (вместе с группой Явлинского) учёные и государственные мужи; среди них был член Президентского совета академик С. С. Шаталин. Вот тут-то программа и превратилась в «500 дней», обросла материалом, сильно увеличилась в объёме и т. д. Конечно, она и в таком виде никак не могла быть использована на практике, но ничего лучшего власть не имела, так что перестройка как началась, так и кончилась без экономической программы.

А с точки зрения государственной Горбачёв не имел вообще никаких планов. Он не видел, к чему ведут его реформы не только в далёком будущем, или хотя бы на год-два, но и на ближайшие месяцы. Что бы ни говорил он о желании углубить и ускорить, под его воздействием экономика развалилась очень быстро. Четырёх пятилетних планов ему не понадобилось; оказалось достаточным прекратить выполнение одного и издать два закона: о кооперации и о государственном предприятии.

Закон о кооперации, похоже, составляли поклонники Жан-Жака Руссо, полагавшие, что человек, так сказать, «по природе добр» — не случайно же Горбачёв всё время апеллировал к «человеческому фактору» и «новому мышлению». Наверное, из-за доверия к человеку этот закон давал предпринимателям слишком много излишней свободы и не предусматривал достойного контроля. И произошло вот что.

Кооператоры «из народа» занялись пирожками, шитьём кепок и прочей мелкой чепухой, но доходы их были низкими, а поборы со стороны чиновничества местных распорядительных органов — высокими. И это направление кооперативного движения быстро выродилось в полуподпольное кустарничество; народ не смог улучшить своё положение через свободный труд «на себя».

Иные, более ушлые предприниматели обратились к спекулятивно-посреднической деятельности, что при монопольно низких ценах на продукцию госпредприятий и хроническом дефиците позволяло мгновенно обогащаться. Это привело к росту цен, ухудшило жизнь народа и породило стойкую неприязнь к кооператорам вообще.

Но самое страшное в том, что закон о кооперации очень хорошо помогал воровать и устраивать свои дела вокруг государственных предприятий, и около них тут же возникли скопища всевозможных кооперативов, единственной задачей которых был увод дохода, номинально принадлежавшего государству, в частные карманы.

Делалось это так. Предположим, заводу требуется смонтировать какую-то установку. По государственным нормативам и тарифам на эту работу требуется три дня времени и пятьсот рублей денег; за это время и эти деньги её и делают рабочие завода. Одновременно директор сам, или под нажимом начальника цеха подписывает с кооперативом договор на выполнение этой же уже выполненной работы, но теперь уже за 10 000 рублей: половину директору, и половину «кооператору», весь кооператив которого состоит из него самого, его жены и тёщи. С одной сделки люди покупали машину, с двух — квартиру.

И таких заводов, начальников цехов и «работ» были тысячи, тысячи и тысячи по всей стране! Сращивание крупных предприятий, кооперативов и прочего подобного происходило повсеместно. В последующем, на этапе окончательного перехода народной собственности в частные руки, наработанные в кооперативный период связи, опыт воровства и накопленные деньги кое-кому очень пригодились.