После убийства императора принявший корону его сын Александр III (1845‒1894) собрал Совет министров. Многим казалось, что раз отец нового государя одобрил доклад Лорис-Меликова по переходу к демократии, то обсуждение его «Конституции» в Совете министров — простая формальность, и она будет принята хотя бы из уважения к памяти покойного. Но император предупредил, что «вопрос не следует считать предрешённым». Начались споры, конец которым положил обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев. Он заявил, что одно лишь «чистое» самодержавие, такое, каким оно сложилось при Петре I и Николае I, может противостоять революции. Неумелые реформаторы своими уступками, полууступками и полуреформами способны только расшатать здание самодержавного государства.
После его выступления император предложил ещё подумать над проектом.
Больше к нему не возвращались никогда.
Говоря о Александре III, всегда вспоминают, что при нём страна жила без войн, была стабильность, развитие капитализма шло на политическом фоне «подмороженной России», в условиях чрезвычайного режима, введённого в августе 1881 года «временно», но просуществовавшего вплоть до падения самодержавия. Также непременно вспоминают министра финансов Витте, который сильно укрепил финансы.
Рассмотрим эту историю.
В 1887 году случился в России огромный, небывалый урожай! А в Европе он был плохим. Понятно, что вывоз из России хлеба достиг объёмов, до тех пор неслыханных. Следствием стало усиление доверия к России, рост её кредита на иностранных рынках — как сказали бы теперь, повысилась её «инвестиционная привлекательность». Это позволило министру финансов И. А. Вышнеградскому изменить финансовую систему. Он укрепил обращение металлических денег и признал желательным накоплять золотые запасы. В этих целях правительство поощряло усиленный вывоз хлеба, одновременно препятствуя увеличению ввоза товаров. Так достигли торгового баланса с высоким перевесом вывоза над ввозом, и смогли приобретать золото.
В 1885 году выбирали гласных городской саратовской Думы. Избирать и быть избранным мог только человек, имевший в городе какую-либо недвижимость. Так что владелец какой-то лачуги мог избирать и быть избранным, а, например, крупный чиновник, нанимавший квартиру в городе, причём за большие деньги, не мог.
На выборы в здание городской Думы набивалась толпа, больше похожая на сходку крестьянского мира. Висели клубы махорочного дыма, а избиратели время от времени для вдохновения бегали в соседние кабачки. Среди этой толпы шмыгали кандидаты в гласные, которые, по словам очевидца, «о чём-то шушукают с избирателями, показывая им право и лево, то есть обучая приёмам баллотировки. Вся эта многолюдная толпа ничего не понимает в общественных делах, и ей решительно всё равно, куда ни бросить маленький, юркий шарик, решающий выбор того или иного лица. Толпа эта не разбирает своих кандидатов, она знать не хочет их нравственных качеств — её научили, куда бросить шарик, и она считает дело сделанным, обязанность свою исполненною. А кого она почтила доверием, кому вручила благосостояние своего родного города, — до этого толпе нет дела…»
А в 1891‒1892 годах случился неурожай и массовый голод в двадцати губерниях!
Система впала в сильнейшую нестабильность. Во-первых, потребовалось экстренно тратить огромные деньги на продовольствие голодающим. Во-вторых, израсходовав свободные ресурсы казначейства и госбанка на создание запасов золота, правительство теперь оказалось вынужденным выпустить кредитных билетов на 150 млн. В-третьих, пришлось запретить вывоз хлеба и брать внешний золотой займ. Почти все свободные средства казначейства улетучились, а разорённое неурожаем население не смогло платить налоги, что привело к недобору по всем статьям госдоходов.
И на смену Вышнеградскому в министры назначили С. Ю. Витте.