История русской бюрократии

Политика правящей «элиты» не совпадала ни с интересами народа, ни с нуждами страны. Династия была у власти триста лет, находилась в родстве со всеми дворами Европы, и ни члены семьи, ни приближённые не видели угрозы лично себе. Экономическое отставание становилось нестерпимым, а высшие бюрократы тащили Россию в «постороннюю» войну, посылая людей погибать за чужие интересы.

В предвоенное пятилетие правительство отпустило на военные заказы, реконструкцию и строительство новых заводов около 200 млн рублей. Но принятые программы развития армии и флота могли быть выполнены лишь к 1917 году. В начале войны артиллерийских снарядов не хватало, обеспечение артиллерией было недостаточным, плохо было с винтовками. Генерал Брусилов писал:

«По сравнению с нашими врагами мы технически были значительно отсталыми, и, конечно, недостаток технических средств мог восполняться только лишним пролитием крови…»

Царская бюрократия не показала себя способной организовать производство и взять на себя руководство делом военно-экономической мобилизации. Иначе говоря, в толще закостеневшей царской бюрократии не возникло «оперативное ядро», способное генерировать новые идеи и проводить их в жизнь. Стоит ли удивляться, что начался подъём оппозиционных организаций, и прежде всего, оживился «второй эшелон» консументов властной «пищевой пирамиды». Летом 1915-го оформился Думский прогрессивный блок с целью ограничение власти самодержавия.

Из-за отвлечения на войну почти половины трудоспособных мужчин и почти четверти лошадей сбор хлеба в России сокращался. Хлеба хватило бы для нужд фронта и тыла, но деградация железнодорожного транспорта сделала проблему неразрешимой. На Дону, Урале и в Сибири запасы продовольствия лежали мёртвым грузом, а центр России голодал; Донбасс был завален углем, а столицы мёрзли. Развалилась финансовая система. Количество денег в обращении увеличилось в разы; рос государственный долг. Дорожало всё: хлеб, масло, промтовары.

И как же вели себя в этих условиях дворяне высшего круга? Судить об этом позволяют записки иностранцев, побывавших в России как раз в тот период. В январе 1917 года в Петроград прибыла делегация от стран Антанты: генералы, адмиралы, политики, экономисты. Они встречались со многими значимыми людьми и, разумеется, с Николаем II, а уехали всего за несколько дней до Февральской революции[45].

Брюс Локкарт, британский генконсул, писал:

«Я нашёл атмосферу в Санкт-Петербурге ещё более удручающей, чем когда-либо. Шампанское лилось рекой. „Астория“ и „Европа“, два лучших столичных отеля, переполнены офицерами, чьё место должно бы быть на фронте. Не считалось зазорным быть „уклоняющимися“ или искать синекуру в тылу… На улицах же — длинные очереди бедно одетых мужчин и громко возмущающихся женщин, которые ждали хлеба, а его всё не подвозили».

Делегаты пробыли в России три недели, побывали не только в Петрограде, но и в Москве, и на фронте. Английский военный министр лорд Милнер во время поездки в Москву имел беседы с председателем Всероссийского земского союза князем Г. Е. Львовым, который вскоре, после отречения Николая II, стал председателем Временного правительства. Львов вручил Милнеру текст своего заявления, в котором говорилось, что, если император не проведёт конституционной реформы, революция неизбежна. Более того, Львов указал срок — через три недели. Почему такой срок? Скорее всего, потому, что через три недели должна была собраться Дума. Правда, под революцией Львов подразумевал не народное восстание, а некие события в верхах.

В целом впечатления представителей Антанты оказались невесёлыми. Тягучие многословные заседания, многочасовые приёмы и обеды, общая неэффективность бюрократии. Один из делегатов, генерал Вильсон писал в дневнике: «Они потеряли свой народ, своё дворянство, а теперь и свою армию — и я не вижу для них никакой надежды; однажды здесь произойдёт что-то ужасное… Император и императрица — на пути к свержению. Все — офицеры, купцы, женщины — открыто говорят, что надо избавляться от них».