История русской культуры

Вслед за поэтом и философом В.С. Соловьевым, провозгласившим, что все зримое лишь отблеск инобытия, идею о том, что искусство — символ иных миров, и смысл его в том, чтобы показать эти другие миры, развивал Вячеслав Иванович Иванов (1866–1949), вошедший в поэзию сборником «Кормчие звезды» (1903). Иванов стал знаменем и теоретиком символизма, переходящего в мифотворчество. Его квартира в Петербурге, получившая название «башни Иванова», стала излюбленным местом встречи литераторов в основном символистского толка. После Октябрьской революции Иванов уехал сначала в Баку, а в 1924 г. эмигрировал в Италию.

Рядом с Ивановым во «второй волне» символизма стоял Александр Блок.

Александр Александрович Блок (1880–1921).

На Блока большое влияние оказал В.С. Соловьев с его культом Софии. Свою основную черту Блок видел в созерцательности и «неподвижности» духа. Его первый сборник стихов, вышедший в 1904 г., назывался «Стихи о Прекрасной Даме». Знаменитая «Незнакомка» Блока — представительница иного мира, очертания которого поэт пытался разобрать. В 1917 г. певец «Прекрасной Дамы» призвал «слушать музыку революции» (в ней «мир и братство народов») и связал идеалы революции с христианскими идеалами. В поэме «Двенадцать», написанной в 1918 г., впереди революционных солдат у него в «белом венчике из роз» идет Иисус Христос. Последние строки поэмы, как бы освящающие революционное насилие, вызвали большой резонанс в писательской среде и изменили отношение к Блоку многих коллег (Зинаида Гиппиус, встретив Блока, не подала ему руки). Однако умнейший поэт начала XX в. Максимилиан Волошин увидел в образе Христа у Блока не вождя революции, а тютчевского Христа, который в рабском виде исходил родную землю, благословляя ее. Спор может вызывать место, на котором оказался Христос у Блока: не жертвой революционных масс, а впереди их, но Блок оправдывался тем, что он так увидел.

Не меньший резонанс имела и пророческая ода «Скифы», в которой Блок подчеркнул азиатское начало в русском человеке: «Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы, с раскосыми и жадными очами!» Это открытый вызов подчеркиванию европеизма России («Россия — европейская держава», — как писала в своем «Наказе» Екатерина II,принимая желаемой за действительное), обращающий внимание на вторую, азиатскую сторону русского человека. Не исключено, что это стихотворение повлияло на становление концепции евразийства в среде русской эмиграции 1920-х гг. (Г.В. Вернадский и др.).

У Блока был критерий: «музыкально — не музыкально». Музыкально — значит стихийно, живо. В соответствии с данным критерием он принял русскую революцию, в которой ему слышались небесные звуки. Это убеждение столкнулось с реальностью первых послереволюционных лет. Родовая усадьба Блока в Шахматове была разрушена крестьянами. Холод и недоедание петербургской жизни подорвали здоровье поэта, цензура препятствовала печатанию произведений, его просьба на выезд из России на лечение была отклонена, и поэт скоропостижно скончался в холодном и неприветливом Петербурге начала 1920-х гг.

Другом А.А. Блока был еще один поэт-символист Андрей Белый.

Андрей Белый (Борис Николаевич Бугаев; 1880–1934).

Естественник по образованию, склонный к символизму и мистике (отсюда увлечение антропософией). Отталкиваясь от средневековых традиций, он оказался одним из немногих русских писателей XX в., которые использовали ритмическую прозу. Белому присуще экспериментирование и даже игра с внешними формами, и в этом смысле он предшественник формализма, возникшего в русской литературе 1930-1940-х гг. (Ю.Н. Тынянов и др.). Художественные изыски не помешали Белому страстно любить Россию и выразить это в простых строках:

Рыдай, буревая стихия,
В столбах громового огня!
Россия, Россия, Россия —
Безумствуй, сжигая меня.

Над безумствующей Россией, как у Тютчева и Блока, находится Христос:

Сухие пустыни позора,
Моря неизливные слез —
Лучом безглагольного взора
Согреет сошедший Христос.

Отсюда проистекает его вера: «Россия — Мессия грядущего дня!»

Эксперименты Андрея Белого оказали влияние на всю русскую поэзию XX в. — как на более молодых современников (Маяковского, Есенина, Цветаеву), так и на поэзию второй половины XX в. При желании Андрея Белого можно даже считать предшественником нынешнего постмодернизма, в котором сочетаются различные стили и приветствуется экспериментирование с предметом искусства.

Вообще, присущая символистам склонность к углубленному всматриванию в мир способствовала тому, что они видели в бурных событиях начала века то, чего не замечали представители других направлений, — символы грядущего во всполохах настоящего, и поэтому оказались прозорливее многих. В конце жизни Андрей Белый перешел почти исключительно на прозу и, в частности, написал интересные воспоминания об атмосфере начала XX в. Андрей Белый и по сей день остается загадкой русской литературы.