История русской культуры

Герой страдает от собственного падения. И в финале повести, когда он затворяется в монастыре, «Горе у святых ворот оставается, к молотцу впредь не привяжетца!» Автор повести сочувствует падшему герою. Это новая, гуманистическая черта, созвучная Возрождению.

Во второй половине XVII в. появляется авторская поэзия. Ее представляют выходец из Белоруссии Симеон Полоцкий (1629–1680), а также его московские последователи:

• Сильвестр Медведев (1641–1691);

• Карион Истомин (сер. XVII в. — 1717 или 1722).

Появлением поэзии как феномена литературы русская культура обязана эпохе Возрождения и даже, точнее, стилю барокко, который выполнял в России функции Ренессанса в последней трети XVII в. Он ответствен за возникновение регулярной силлабической поэзии, которую создал в Москве Симеон Полоцкий.

Переселившийся в Москву в 1664 г. Симеон Полоцкий (Симеон — монашеское имя, Полоцкий — прозвище по родному городу) занял должность придворного поэта, до того неизвестную на Руси. Слово, по глубокому убеждению Симеона Полоцкого, — главный элемент культуры, а поэт — «второй Бог». Здесь высвечивается стержневая идея Возрождения — человек в своем творчестве восходит к Богу-творцу. Книга, которую создает писатель, аналогична миру, созданному Богом. Слово также выполняет функцию преобразования мира и создания новой культуры. Ученик Симеона Полоцкого Сильвестр Медведев стал придворным стихотворцем после смерти Симеона Полоцкого. Помимо написания стихов он потратил много усилий на организацию первого в России высшего учебного заведения, и в 1686 г. была открыта Славяно-греко-латинская академия. Карион Истомин писал стихи, в которых ставил вопросы о суете земной жизни, душе человека, смерти, смысле человеческого существования.

Широкое распространение получает «духовный стих», особенно в раскольничьей среде. Самые любимые сюжеты духовного стиха, писал П.Н. Милюков, как нельзя лучше гармонировали с настроением староверов.

«Страшный суд и вечные муки, восхваление „прекрасной пустыни“ в ожидании последнего времени и странничество Христа ради, все эти мотивы получили теперь своеобразное развитие, соответственно мировоззрению крайних старообрядческих толков». Однако, «как ни охотно народ слушал „калик перехожих“, им не удалось вытеснить „веселых молодцов — скоморохов“». Зачастую они мирно уживались, а после того, как правительственные меры совсем сжили со света скоморохов, калики заменили их. «Вот почему народный Илья Муромец стал восприемником калик и святых, а книжный Соломон превратился в героя былин. Вот почему и любимец скоморохов Васька Буслаев начинает свою карьеру подвигами молодечества в былинном вкусе, затем отправляется „по-каличьи“ замаливать свои грехи во святую землю, а в конце концов опять не выдерживает роли и оканчивает жизнь скоморошечьей выходкой»[77].

Народное и христианское не только соединились, но и боролись в рамках одной темы. Если «Повесть о Горе-Злочастии» утверждает, что все бедствия героя происходят оттого, что он «принялся за питье за пьяное» и после многих скитаний нашел себе спасение в монастыре, то одновременно народным героем остается «бражник», который после смерти переспорил у ворот рая Петра и всех других стражников.

Духовные стихи облекались в формы псалмов и кантов, изложенных виршами (силлобическим стихосложением, принесенным из Польши через Украину).

Завершает поэзию русского Возрождения Гаврила Романович Державин (1743–1816) с его знаменитыми строками из оды «Бог»: «Я царь — я раб — я червь — я Бог!» и поставленной им задачей для человека:

…слабым смертным невозможно
Тебя ничем иным почтить,
Как им к тебе лишь возвышаться,
В безмерной разности теряться
И благодарны слезы лить.