Все литературные произведения Карамзина написаны между
1791 и 1804 гг. Сегодня их литературная ценность не кажется
значительной. Он не был творцом, он был переводчиком, школьным
учителем, импортером иностранных богатств. Помимо того, что он
был самым культурным, он был и самым изящным писателем своего
времени. Нежность стиля – вот что поражало его читателей больше
всего. Никогда русская проза так не старалась очаровать, заворожить
своего читателя. Державин, впоследствии примкнувший к
антикарамзинистам, был первым, с энтузиазмом приветствовавшим
кончались словами:
Все ранние сочинения Карамзина носят на себе печать «новой
чувствительности». Это произведения человека, впервые открывшего
в собственных чувствах неиссякаемый источник интереса и
удовольствия. Он несет благую весть чувствительности: оказывается,
счастье состоит в том, чтобы слушаться своих первых побуждений;
чтобы быть счастливыми, мы должны доверять своим чувствам, ибо
они
врожденной посредственностью (в необидном, аристотелевском
смысле этого слова). Его сочинения всегда отличаются изящной
умеренностью и изысканной культурой. И чтобы напомнить, что мы
все еще находимся по уши в восемнадцатом веке, заметим, что его
чувствительность никогда не расстается с разумом, который судит по
меньшей мере так же остро, как чувствует.
Сюжет первой и самой известной повести Карамзина
она кончает с собой – любимый сюжет эпохи сентиментализма. Успех
повести был ни с чем не сравним. Пруд в окрестностях Москвы, где
Карамзин устроил Лизино самоубийство, несколько лет оставался
местом паломничества московских чувствительных юношей и дам.
Карамзин был первым русским автором, придавшим прозаическому
сочинению ту художественную отделку и ту степень внимания,
которые подняли прозу в ранг литературы. Но вообще достоинства
его повестей и романов невелики. Последние его повести,
написанные после 1800 г. –
и
настоящую оригинальность психологического наблюдения и сенти -
менталистского анализа.
Поэзия Карамзина подражательна, но важна, как и остальное его
творчество, как показатель наступившего нового периода. Он был
первым в России, для кого поэзия стала средством передачи его
«внутреннего мира». Он оставил отчетливый след в технике русского
стиха, как обработкой традиционных французских стиховых форм,
так и введением новых форм – германского происхождения. Во всем
этом, однако, он был не более чем предшественником Жуковского,
недостойным развязать ремень его сандалии, ибо Жуковский был
истинным отцом новой русской поэзии.
После 1804 г. Карамзин отошел от литературы и журнализма и
жил в тиши архивов, работая над
мировоззрении. Сохраняя культ добродетели и чувства, он проникся
патриотизмом и культом государства. Он пришел к выводу, что дабы
быть успешно действующим, государстводолжно быть сильным,
монархическим и самодержавным. Новые его взгляды выразились в
записке
Александра I, герцогине Ольденбургской. Записка была направлена
против конституционных реформ Сперанского, которые в то время
обсуждались, и против всей либеральной франкофильской политики
этого государственного деятеля. Эта записка (опубликованная только
после смерти Карамзина) замечательна своей откровенной критикой
русских монархов XVIII века, от Петра до Павла. С литературной
точки зрения это Карамзинский шедевр – по силе и ясности
аргументации, не замутненной риторикой и сентиментальностью.
Она произвела большое впечатление на Александра I и дала ее автору
политическое влияние, с которым приходилось считаться. В 1817 г.
Карамзин приехал в Петербург, чтобы наблюдать за печатанием своей
десятый и одиннадцатый появились в последующие годы, но
двенадцатый (в котором повествование было доведено до 1612 г.)
остался незаконченным и был опубликован посмертно.
Жизнь в Петербурге сблизила Карамзина с Александром.
Император и историк были связаны теплой дружбой. Смерть
Александра I (ноябрь 1825 г.) была для Карамзина большим ударом.
Он ненадолго пережил своего царственного друга и умер в 1826 г.
Репутация его как величайшего русского прозаика и великого
историка стала главным догматом официальной науки, как и всего
консервативного крыла литературного мира. Вот так, начав как
реформистская, чуть ли не революционная сила, Карамзин стал у
потомства символом и совершенным воплощением официальных
идеалов императорской России.