История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Но всё это было до отъезда В. Максимова в эмиграцию, как вскоре оказалось, временную. Перед отъездом он долго разговаривал с автором этой книги о литературе, о своих замыслах, о рукописном портфеле. Он говорил о рукописи, которую потом назвал «Семь дней творения», кое-что даже процитировал. Были попытки отговорить его от эмиграции. Автор этой книги вспомнил о работе над повестью «Стань за черту», опубликованной в журнале «Октябрь», неприемлемой для многих редакторов в издательстве, вспомнил наши долгие разговоры о Михаиле Булгакове, о первой части романа «Мастер и Маргарита»; о том, с какой настойчивостью он потребовал дать ему прочесть вторую часть: настолько роман поразил его своей необычностью и художественной смелостью. Он читал всю ночь… «Видишь, напечатали даже Булгакова, напечатают и тебя», но этот призыв не помог его остановить, у него были свои планы.

В разговорах с ним жёстко проскальзывала критическая нота по отношению к цензуре, к некоторым решениям идеологических инстанций, хорошо было известно, что Владимир Максимов – яростный антисоветчик, готовый всё отменить и заново построить новый мир. В 1968 году автор этой книги, получив должность старшего преподавателя филологического факультета МГУ, начав читать лекции на первом курсе и вести семинарские занятия, приглашал на семинары своих друзей-писателей, чтобы те поделились своим творческим опытом. Был приглашён и Владимир Максимов, который подробно рассказал о своём творческом пути, о своих книгах и замыслах. Но последние 15—20 минут он говорил о советском обществе, о тоталитаризме, о культе личности Сталина и Хрущёва, о том, что современному писателю нужно пройти семь кругов издательского ада, чтобы получить из рукописи книгу. Последние минуты этого выступления были вне нашей цензуры. Были опасения, что кто-нибудь доложит в деканат, но эти опасения оказались напрасными.

Роман «Семь дней творения», изданный вначале за границей, во Франкфурте-на-Майне в 1971 году, произведение действительно сложное и противоречивое и вряд ли могло выйти в то время; несколько эпизодов просто забраковала бы цензура, не говоря уж об издательской редактуре. Опубликовать роман за границей – это по тем временам было преступлением, повторилась точно такая же ситуация, как в 1929 году, когда напостовцы громили Е. Замятина за публикацию романа «Мы» и Б. Пильняка за публикацию «Повести непогашенной луны», вышедших за границей. В романе «Прощание из ниоткуда» В. Максимов подробно описал прохождение романа через рецензирование, встречу с одним из рецензентов, обсуждение в СП СССР, а затем и исключение из писательского Союза.

Три брата проходят перед нами, Пётр, Андрей и Василий Лашковы, все они участвовали в становлении нового общества и нового государства, все они усвоили заветные слова о господстве социализма, слова о добре, о справедливости, о чести и достоинстве.

Старший, Пётр Лашков, «комиссарствовал» в годы Гражданской войны, усвоил командный стиль в жизни, и в мирной жизни этот стиль пришёлся ему по душе. Много лет Пётр Васильевич строил свой мир, употребляя только два слова – «да» и «нет»: «Да» – это то, что соответствовало его представлениям об окружающем; «Нет» – всё, что тому противоречило. И носил он этот мир в себе, как монолит, его невозможно было ни порушить, ни поколебать. «И вдруг – на тебе! – два-три крохотных события, две-три случайные встречи, и мир, взлелеянный с такой любовью, с таким тщанием, начинал терять свою устойчивость, трещать по швам, разваливаться на глазах» (Максимов В.Е. Собр. соч.: В 8 т. М., 1991. С. 31 и др.).

Оказывается, шла неведомая ему жизнь, она не укладывалась в его «схемы и построения», «тихоня» дочь Антонина проявляет самостоятельность, ходит на моления, ищет здесь правды, смазчик Гупак ходил в пророках, собирал людей и устраивал что-то вроде молельни, читал собравшимся Библию и рассуждал о её содержании. А ведь Бог и Библия давно запрещены. Это поразило Петра Лашкова, заставило его задуматься, оказывается, не всё так просто, как было в годы революции и Гражданской войны. Жизнь идёт по-другому…