История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Андрей Васильевич работал в лесничестве и только в лесу чувствовал себя покойно. Стоило ему попасть в какое-либо учреждение, и ему становилось неловко, он не знал, куда девать свои большие натруженные руки. В начавшуюся войну ему с колхозниками ближайших деревень предстояло перегнать на Кавказ огромное стадо домашнего скота. Это было против его воли, но обстоятельства таковы, что кому-то это нужно было сделать. Жребий пал на него. Выдали ему соответствующие документы, пистолет, он выступил перед участниками этого необычного похода. Множество необычных ситуаций возникает в этом путешествии, порой он срывается, то ли от своего фамильного «комиссарства», то ли от неопытности в ведении непредвиденных дел и обстоятельств. Андрей Васильевич и его команда попали под обстрел «юнкерсов», а недалеко от них остановился пульман с заключёнными, жадно смотревшими на воду. Хромоногий Санька Сутырин сложил бутылки с запасённой водой в грибную корзинку и пополз под обстрелом к заключённым, перекинул багром им воду; сам был ранен «юнкерсами», но на выручку ему пополз Андрей Васильевич: «Обратный путь Андрей проделывал и совсем уж в полубеспамятстве. Среди кошмара гибельного столпотворения вокруг ему казалось, что выволакивает он к придорожному кустарнику много большую, чем Санька Кустырин, тяжесть. Тяжесть, какую отныне – а Андрей это знал теперь наверное – ему уже никогда у себя не избыть» (Там же. С. 112). Он ещё совершил один благороднейший поступок: спас от верной гибели мальчика-испанца, доставив его в больницу; сначала сбился с дороги, в отчаянии блуждал, но всё-таки отыскал больницу, в которой помогли несчастному испанцу. По замыслу В. Максимова Андрей Лашков – хороший человек, но весь опутан лозунгами и призывами старшего брата Петра, которого очень любил и во всём старался ему подражать. Старый корниловец Бобошко «тащится сейчас с чужим ему добром к чёрту на кулички, а еле живой несмыслёныш с зелёных берегов сказочной страны бредит в заснеженной кубанской степи за многие тысячи от родной матери. Что же произошло в мире? Что же с ним, наконец, случилось? Что?» (Там же. С. 143). И эти вопросы, вороша душу, всё чаще тревожат Андрея Лашкова, постепенно освобождающегося от лозунгового гнёта старшего брата.

«Двор посреди неба» – здесь исследуется характер и душа Василия Васильевича Лашкова, стряхивающего с себя крепкие следы лозунгового воспитания, представлено всё, чем была богата московская жизнь того времени: заселение богатых квартир подселенцами, аресты царских полковников, повседневная жизнь жильцов этого «Двора посреди неба», где проститутка, вышедшая замуж, но не успевшая расписаться, получает пять лет тюремного заключения за нарушение какого-то постановления. Возникает главный и вопиющий трагический вопрос, раздирающий души людей: «Что же произошло в мире?» Вся мирно текущая жизнь разрушается под давлением различных лозунгов и постановлений, человеческие судьбы ломаются, люди начинают приспосабливаться, что тоже служит только разрушению и личности, и судьбы.

Пётр Васильевич вовремя понял свои революционные, «комиссарские» ошибки, отправил на заработки дочь Антонину с зятем Николаем, и вот она возвращается с сыном, отец её встречает, а потом идёт с внуком, попутно размышляя о том, что «чужое раздать нехитро, ты своим поделись» и что после него останется: «одно пустое сотрясение воздуха». Он твёрдо отказался от давних «комиссарских» лозунгов, поверил в то, что внук его Пётр Николаевич сделает правильный выбор, примет «на себя предназначенную ему долю тяжести в этом вещем и благотворном восхождении» (Там же. С. 507).

Конечно, роман противоречив в своём исполнении… Неудачна любовная история Андрея и Александры: он тянется к ней, только и помышляет о близости с ней, она тоже мечтает только о нём, иной раз они сближаются, но опасаются огласки, так долгие годы и проходят. И только в конце жизни Андрей и Александра становятся мужем и женой, она с пятью детьми от покойного мужа. Конечно, автору хотелось показать нечто подобное жизнеописанию Григория Мелехова и Аксиньи, но ничего даже близкого не получилось. И вообще только первая часть романа оказалась блестяще написанной, последующие – менее удачные, многое повторяется, и в чертах Андрея и Василия, в повторении отрицательных черт советского быта, особенно часто показывается страх советского человека перед арестом и тюрьмой.