История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Совсем иным представлен адмирал Колчак в повествовании его любовницы Анны: «Он был как новый Адам после светопреставления, сорокалетний Адам в поношенном адмиральском сюртуке с пятнышком Георгиевского крестика ниже левого плеча. У него никогда ничего не было, кроме чемодана со сменой белья и парадным мундиром, а ведь ему приходилось до этого командовать лучшими флотами России. Теперь им пугают детей, изображают исчадием ада, кровожадным чудовищем с мёртвыми глазами людоеда, а он всю жизнь мечтал о путешествиях и о тайном уединении в тиши кабинета… Он был рождён для любви и науки, но судьба взвалила ему на плечи тяжесть диктаторской власти и ответственность за будущее опустошённой родины… В содоме всеобщего помешательства он сумел сохранить в себе всё, чем щедро одарила его природа: тонкость и великодушие, прямоту и мужество, бескорыстие и душевную целомудренность…» (Там же. С. 324—325).

Две исторические личности, Сталин и Колчак, выведенные в романе разными людьми и с совершенно разных позиций, полностью искажают представление об истории России. Здесь специально подробно процитированы их характеристики, чтобы читатель сам и по-своему дал оценку этим размышлениям, одни могут принять, другие могут отринуть, приведя свои документы и свои соображения. Но у В. Максимова явно отрицательное отношение к Октябрьской революции, к смене власти помещиков и фабрикантов властью рабочих и крестьян. Пусть с ошибками, трагическими противоречиями и жестокостью, но в войне бедных с богатыми бедные победили, большинство богатых и образованных эмигрировало, простым людям пришлось возрождать силу родины. А любимый В. Максимовым Г. Зиновьев расстреливал солдат и офицеров из полков генерала Миллера тысячами: белый офицер Митя говорил Вареньке: «Такого ещё на земле не было, это не люди, это монстры без стыда и совести, им расстрелять человека что выругаться, почти пятнадцать тысяч своего же брата-крестьянина из миллеровского набора в расход пустили, душа от ужаса стынет» (Там же. С. 239). Лев Разгон, написавший очерк об Иване Михайловиче Москвине, вспоминает слова Москвина о Зиновьеве: «Зиновьева он очень не любил. Даже не то что просто не любил, а презирал. Говорил, что он был труслив и жесток. Когда в 1919 году Юденич уже стоял под самым городом и питерская партийная организация готовилась к переходу в подполье, Зиновьев впал в состояние истерического страха и требовал, чтобы его немедленно первым вывезли из Петрограда. Впрочем, ему было чего бояться: перед этим он и приехавший в Петроград Сталин приказали расстрелять всех офицеров, зарегистрировавшихся, согласно приказу… А также много сотен бывших политических деятелей, адвокатов и капиталистов, не успевших спрятаться» (Возвращённые имена: Сборник. М., 1989. Т. 2. С. 9). О злодействах Г. Зиновьева можно привести немало свидетельств.

Очень важные сведения о русском народе сообщает всезнающий Иван Иванович Иванов: «Вы приходите в мир, чтобы прежде всего взять. Отдать, это для вас вопрос побочный, второстепенный и едва ли обязательный… Кстати, нетерпимость – это тоже отличительная черта победителей…» (Там же. С. 155). И таких высказываний – просто множество, всё зло мира соединяется в русском народе – немыслимая жестокость, грубость, злость, ханжество, лицемерие, предательство, очковтирательство… Такова внешняя сторона творческого замысла романа В. Максимова. И ничего удивительного нет в этом замысле: стоит только перечитать автобиографический роман В. Максимова, чтобы понять, что он якшался с самыми беспутными людьми нашего общества, в ком, скорее всего, побеждает злобная философия жизни. Отсюда и выбор человеческих качеств…

Борис был уже полностью равнодушен к Марии, он готов был с ней расстаться, но пришли благодатные дни холерного карантина, когда все шесть дней шло невиданное пьянство, грузины дарили Твиши, ресторан и днём и ночью гудел, Иван Иванович тут же, когда всё уж выпили, доставал вино, коньяк, спирт, самогонку, и всё тут же выпивалось, к тому же совершалось, естественно, повальное прелюбодеяние… А в итоге у Бориса и Марии возобновились крепчайшие узы, которых уже не разорвать. И этому замечательному явлению бессмертный Иван Иванович Иванов безумно радуется: если бы не было карантина, то не было бы превосходных связей между Борисом и Марией… Так что эта любовь, непобедимая и всё побеждающая в людях, коренным образом исправляет характеристику русского человека Иваном Ивановичем Ивановым. Отсюда его весёлое помахивание в небе: зло побеждено добром, правдой, справедливостью, люди снова стали людьми.

Владимир Максимов страдал недельными «выпивонами», накануне критического состояния он запасал десятки бутылок, никуда не выходил, а потом уж опохмелялся, но уже в меру. Так что питие в поезде автор романа описал со знанием дела…