Фрол на этот раз на голову выше своего противника. Он виноват, он совершил ошибку. Страданиями он искупил свою вину и перед народом. И неведома сила, одолевшая его, – это стыд перед народом, перед Захаром, перед своими односельчанами, перед сыном Митькой. Не мог он признаться в своей вине, не мог преодолеть в себе стыд за совершённое. «Грех да позор как дозор – нести надо». Вот всю жизнь он и несёт в себе этот грех, мучается, страдает, а позором смыть его нет сил. Он люто ненавидит Устина и Пистимею, которые «давно мутят воду» здесь… «Только Светлиху вон… не испоганишь ведром помоев». Он всё думал, как не испортить Митьку своим позором, своим раскаянием он боялся навлечь на него беду. А получилось как раз наоборот. Митька пошёл по неверной дорожке, по дорожке нравственного предательства. Все время занятый своими внутренними противоречиями, он и не заметил, что Митька вырос совсем не таким, каким отец хотел его видеть, редко вмешивался он в воспитание сына, всецело передоверив его жене. А Степанида заботой, нежностью незаметно лепила из него человека, способного ради своей корысти и выгоды пойти на подлость и обман. «Выйти в люди» – вот что стало главной мечтой Дмитрия Курганова. В нем все чаще проявляются черты зазнайства, самоуверенности, самодовольства. Митька – противоречивый характер, он то спорит, чтобы ему начислили трудодней, то пойдёт бескорыстно работать в кузницу. Он влюбился в Иринку Шатрову, но, чтобы досадить ей и подчеркнуть свою независимость и молодечество, может обнимать Варьку Морозову, во всех его поступках и действиях проявляется неуёмная, озорная и щедрая натура. Из-за Митьки в Озерках оказалась Зина, впуталась там в секту иеговистов, стала «богородицей» Григория, наложницей Семёна Прокудина, послушным орудием в руках ловких авантюристов. И дальнейшие события – следствие этой роковой ошибки. Братья и сёстры во Христе отомстили Зине за отступничество – украли сына, и она ради спасения сына вернулась в секту иеговистов: «…как же мне тяжело тут и муторно, – писала Зина Митьке, – но это ничего, скоро сойдёт благоденствие на меня. Хоть тело моё сейчас страдает, но умом я понимаю, что скоро… скоро сойдёт. Только бы вытерпеть все Божьи испытания. А послал мне Бог за отступничество моё и хулу на Него распятие на святом кресте. Ничего, Митька, некоторые, кто искренне раскаиваются, выдерживают и такое испытание. И во мне силы прибывают, это я чувствую, потому что раскаялась. И готовлюсь… Пишу тебе только потому, чтобы ты не беспокоился за сыночка. Он жив и здоров. Я поняла, что должна его отдать в служение Господу. Наша святая матерь говорит, что за это мне простится половина грехов…»
Эта весть смяла Фрола, сделала его снова замкнутым, неразговорчивым, отрешённым. Фрол вернулся домой. Трудно, мучительно трудно было ему расстаться с Клавдией, давшей ему впервые в жизни человеческую радость, счастье любви, трудно было привыкнуть к мысли, что счастье, только что забрезжившее, заволокло грозными тучами расставания. Ещё труднее было Клавдии. С этих пор она уже не улыбалась. Фрол понял, что его жизненная ошибка повлекла за собой ошибки сына, приведшие к трагическому исходу: к гибели Зины «на святом кресте».
Группа Пистимеи разоблачена, но сколько она принесла людям горя, страданий, скольких она запутала, вовлекла в свои сети, скольких лишила радости и счастья… Вот почему так настойчиво советовал Устин разорвать отношения с Клавдией. Уход Фрола от Клавдии мог бы и её толкнуть в сети иеговистов, а каждая добыча для них – это удар по советской власти, столь им ненавистной.
По романам Анатолия Иванова «Вечный зов» и «Ермак» были поставлены фильмы. В годы перестройки появились критики, которые подвергли критическому разбору романы Анатолия Иванова, «разбухшие» размеры и оптимистический конец сложной и противоречивой истории, показанной в романах.
Критике Анатолий Иванов подвергся за журнал «Молодая гвардия», где появились новые проблемные статьи, в которых писатели и критики заговорили о возвращении во власть «пятой колонны» во главе с Б. Ельциным.
Памятник А.С. Иванову – на Новодевичьем кладбище как выдающемуся русскому писателю.
Николай Иванович Тряпкин
(19 декабря 1918 – 21 февраля 1999)