Образ Зольдинга – в какой-то мере художественное открытие Проскурина. Это твёрдый, бесстрашный воин. Он слепо подчиняется приказам командования: сжигает деревню, уничтожает людей, хотя втайне осуждает свои действия. Присутствуя при расстреле мирных жителей, он, привыкший к чёткости и ясности, не понимает смысла этой абсурдной акции: ведь люди могли бы работать, приносить пользу рейху. Он проявляет милость, отпуская Павлу на все четыре стороны, не зная, что именно она будет охотиться за ним с топором в руках. Многое не знал полковник Зольдинг, не мог совместить многое, происходящее на Русской земле, с тем, что ему казалось разумным и закономерным. Он не мог поверить, что всего одна женщина может вселить страх в гарнизонные войска Ржанска. Даже тогда, когда Павла побывала у него на квартире, он отказывается в это поверить: настолько всё это несовместимо с его жизненными представлениями. Он не любил неожиданностей. Всё в его мире определено жёсткими рамками инструкций. А в русском городе всё идёт не так. Сначала, например, он доволен, что возобновились службы в русских церквах. Пока это была его единственная удача в большой политике. Но когда он побывал на церковной службе, чужим и непонятным пахнуло на него. Всё было не так: «Он перевёл глаза на настенные росписи и сразу уловил непривычное взгляду непокорство тел, что-то более одержимое и фантастическое, чем он привык видеть в костёлах». Ему не понять непокорство русского человека. Когда Зольдингу удалось разгромить отряд Трофимова, он ощутил, как ранее чужой и враждебный город становится для него привычным и своим. Он навёл здесь относительный порядок. Однако ни логика, ни хладнокровие, ни здравый смысл не помогли Зольдингу, когда он сталкивался с русскими, всё опрокидывалось в его стройной жизненной философии, всё пришлось пересматривать, передумывать, заново осмысливать: «Он верил в силу и превосходство Германии и только теперь начинал понимать, как слепа и ненадёжна была эта вера, и он ненавидел теперь русских за то, что они опрокинули его, Зольдинга, веру и заставили его страдать. Он глубоко продумал план разгрома партизанских соединений Трофимова, учёл все случайности».
Зольдинг два года пытался уничтожить Трофимова, ибо в нём для Зольдинга начинает олицетворяться Россия, непокорный дух чужого народа, собственные неудачи, неудачи Германии. Трофимов вырастает для Зольдинга в роковое «нечто», в «противника номер один». Но Зольдинг не желает, да и не в силах понять, что борется не с одним человеком, а вступает в непосильную борьбу с духом народа, который создал самого Трофимова как героя, необходимого родине в тяжкий час. Он не может понять, что, не будь Трофимова, был бы другой, третий, десятый – так до бесконечности, – и в этом непонимании уже таится зародыш гибели Зольдинга. Здесь борьба не только личностей, но и философий, взаимно исключающих друг друга социальных миров. Вот это и привело в итоге Зольдинга к бесславному концу. Победа в поединке с Зольдингом на стороне Трофимова, несущего в себе нравственную мощь русского народа.
Затем Пётр Проскурин опубликовал романы «Камень сердолик» (1968), «Черта» (1972) и приступил к главным своим произведениям – «Судьба» (1973) и «Имя твоё» (1978). Эти романы, опубликованные, сразу поставили Петра Проскурина в первые ряды современной русской литературы.
Здесь он вернулся к тому времени, когда в характерах персонажей многое формировалось, многие черты и привычки уходили, а многое нарождалось. Захар Дерюгин, Тихон Брюханов, секретарь обкома Петров – эти образы несомненные творческие удачи писателя. Покоряют и женские образы – Ефросиньи, жены Захара Дерюгина, и матери его – бабки Авдотьи. Множество психологически точных и правдивых эпизодов связано с ними. Всё в них просто, естественно и глубоко. Превосходны и образы детей Захара Дерюгина – Ивана, Алёнки и Егора. Главы, в которых описывается жизнь в Густищах после освобождения от немецкой оккупации, особенно убедительны своей достоверностью, глубоким осмыслением народной жизни, пониманием народного характера. П. Проскурин смело идёт на описание сложных состояний человеческой души, когда невозможно сразу однозначно определить суть происходящей душевной борьбы. Люди, порой сами того не желая, создают настолько запутанные жизненные ситуации, что много требуется, чтобы вернуть жизнь в её нормальные берега.