История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Мы подобны были двум математическим кривым со своими особыми уравнениями. В каких-то точках они могут сблизиться, сойтись, иметь даже общую касательную, общую производную, – но их исконная первообразность неминуемо и скоро разведёт их по разным путям» (Там же. С. 49).

Так оно и произошло. Когда решался вопрос с публикацией повести «Один день Ивана Денисовича», А. Солженицын был уже готов передать её на Запад для публикации. А. Твардовский, В. Лакшин, А. Кондратович увидели какие-то странности в поведении А. Солженицына, но странностей в его поведении не было, он полностью устремился на Запад. А значит, на открытую борьбу с советской цензурой, на прятанье своих рукописях в «укрывищах», на тайну своей деятельности, так чтобы вызвать подозрения КГБ и пр.

А в это время внимательный критик Владимир Бушин написал статью о повести А. Солженицына в журнале «Нева» (1963. № 3), на которую тут же А. Солженицын ответил в письме В. Бушину от 27 мая 1963 года: «О Вашей статье я слышал от Сергея Алексеевича Воронина ещё в феврале. Саму статью прочел в прошлом месяце. Нахожу её весьма интересной и очень разнообразно, убедительно аргументированной» (Бушин В. Неизвестный Солженицын. М., 2010. С. 14). В. Бушина поддержала критик Л. Иванова в статье «Гражданином быть обязан…» в «Литературной газете» (1963. 14 мая). А до этого ещё была статья И.И. Чичерова «Об «Одном дне Ивана Денисовича» (Московская правда. 1962. 8 декабря), а потом ещё статья, так завязалась литературная полемика вокруг повести и рассказа «Матрёнин двор», опубликованных в «Новом мире».

Затем В. Бушин резко откачнулся от личности и произведений А. Солженицына, достаточно посмотреть его последние книги, в частности «Неизвестный Солженицын. Гений первого плевка» (М., 2010).

А. Солженицын рекомендовал А. Твардовскому напечатать стихи В. Шаламова «Из колымских тетрадей» и «Маленькие поэмы», а чуть спустя «Очерки по истории генетики» Ж. Медведева, но эти предложения А. Твардовскому не пришлись по душе.

А. Солженицын предложил А. Твардовскому напечатать два его романа – «В круге первом» и «Раковый корпус». В редакции журнала прочитали и предложили их напечатать, что-то им понравилось, что-то не понравилось, обычное дело, но печатать надо – огромный успех опубликованного гарантировал их удачу, хотя романы были значительно слабее, чем прежние произведения.

Пока шла полемика вокруг романов, А. Солженицын усиленно работал над историческим исследованием «Архипелаг ГУЛАГ», собирал письма, публикации, а документов не было, их невозможно было достать по тем временам. «Я не дерзну писать историю Архипелага: мне не досталось читать документов, – признавался А. Солженицын. – Но кому-нибудь когда-нибудь – достанется ли?.. Свои одиннадцать лет, проведённые там, усвоив не как позор, не как проклятый сон, но почти полюбив тот уродливый мир, а теперь ещё, по счастливому обороту, став доверенным многих поздних рассказов и писем, – сумею я донести что-нибудь из косточек и мяса? – ещё впрочем живого мяса, ещё впрочем живого тритона» (Соженицын А. Архипелаг ГУЛАГ. 1918—1956. Опыт художественного исследования. Вермонт; Париж, 1987. С. 9). Автор ссылается при этом на 227 имён, на людей, которые присылали ему письма, рассказы, воспоминания. И всё равно мало, недостаточно этих свидетельств испытавших лагерное заключение, чтобы представить себе объективное значение деятельности ЧК, ГПУ, НКВД в создании могучего потока осуждённых разных времён, начиная с революции и Гражданской войны – Архипелага ГУЛАГ.

Десятки, сотни биографий осуждённых и заключённых в лагеря предстают перед читателями этой книги, но начинается это повествование за три месяца до окончания войны с ареста капитана Красной армии Александра Солженицына, только что выведшего из окружения свою разведбатарею и представшего перед комбригом, который тут же приказал сдать ему его пистолет. Тут же его арестовали. Комбриг напомнил Солженицыну, что у него есть друг в 1-м Украинском фронте, его тут же прервали контрразведчики, а Солженицын догадался, что его переписка с другом перехвачена.

А комбриг «поднялся из-за стола (он никогда не вставал навстречу мне в той прежней жизни), через чумную черту протянул мне руку (вольному, он никогда мне её не протягивал!) и, в рукопожатии, при немом ужасе свиты, с отеплённостью всегда сурового лица сказал бесстрашно, раздельно:

– Желаю вам – счастья – капитан!..

Так он желал счастья – врагу?..» (Там же. С. 30).

Позже А. Солженицын встретился с бывшим комбригом Травкиным, ставшим генералом в отставке и ревизором в Союзе охотников.