История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Её всё волнует, она всё принимает близко к сердцу. Все звуки в деревне ей знакомы. Она может точно определить, кто куда едет и зачем. Она ходит по рынку, справляется о ценах. Наблюдает и такую сцену: пьяный мужик разыгрывает Федю-дурачка. Видим, с каким напряжением этот контуженный на фронте Федя старается вспомнить слова песни. И это забавляет пьяного. Но за Федю вступается женщина с ребёнком, взывает к совести, к жалости. «Какие всё-таки есть люди», – сокрушённо качает она головой. По отношению к таким убогим проверяется человек, сочувствует или глумится, жалеет или насмехается – это зависит от нравственного мира человека.

Степан, брат Мареи, и Тоня, его жена, не пользуются уважением в деревне. Тоню называют жадной, она всё стремится заготовить впрок: а вдруг война? Степан живёт справно, зарабатывает много, но в его доме стали появляться сомнительные личности, больше стало секретных разговоров о продаже, об обмене. Марея не слышит этих разговоров, но по всему видно, что брат занимается «нечистыми делами». «Ей горько бросается в глаза, как ласковы и внимательны её родные к посторонним дядям… какие чистые, выстиранные больными руками Мареи простыни они стелют и наутро посылают её в магазин за подкреплением! Молча, без слов плачет она тогда». Марея беззащитна, бессильна, как бы из милости живёт у своих родных. Много работает на них, но её труд совершенно не ценится. Упреки, оскорбления, обиды так и сыплются на её несчастную голову. И каждая обида больно бьёт её в сердце. Разве она виновата в своём несчастье? Так уж сложилась жизнь. Горько и обидно ей видеть, как могила матери с годами разрушается, а Степану всё некогда подправить её, сделать ограду. «У чужих могилки как могилки, а на нашей повалилось всё», – упрекает она брата в нерадении к памяти матери. Незамысловат её духовный мир, просты её желания. Она добра, скромна, благородна, бескорыстна. Она готова всё сделать для людей, но, когда Степан посылает её за бутылкой, она отказывается. Помогать таким, как Степан и Тоня, она считает безнравственным.

За ласковое отношение к себе полюбила Марея сына Гути, молодого археолога, наезжавшего к матери. Ей дорого его внимание, доброе обхождение с нею. И она это ценит, добром вспоминает его. А когда Гутя примеривает на ней кофточку и называет её красивой, Марея, довольная, «счастливо улыбается», смотрится в зеркало, показывая себя «то одним боком, то другим». Так мало ей нужно, чтобы быть счастливой!

В. Лихоносов, несомненно, встречал таких людей, как Марея. И в словах молодого археолога, размышлявшего о судьбе Мареи, звучит и авторский голос: «…глядя на нее, Марею, он часто почему-то задумывается о чём-то далёком, ветхом, когда глухо и грустно было по всей русской земле. Но нет ведь, – думает он тут же, – нет: не из далёких времён пришла к нам она, с нами она живёт, и никуда не денешься, не спрячешь её, не выкинешь».

В. Лихоносова неудержимо влечёт к себе судьба женщины со всеми её горестями, радостями, тревогами и обидами. При этом он уловил «в полях немой зов русской земли»… К чему тогда творческие муки, ночи без сна?

На есенинской земле приходят Виктору Лихоносову слова, в которых вся его творческая программа: «О, как бы найти мне то верное слово, которое бы совпало с русскою жизнью, не похожею ни на какую другую!»

«Искусство должно уметь увидеть красоту в человеке, оно должно обрести крылья», – не раз думал и писал В. Лихоносов. Чуть ли не постоянно идёт давний спор между теми, кто за крылатое искусство, и теми, кто за бескрылое, приземлённое, «натуралистическое».

Об этом в значительной степени и написана повесть Виктора Лихоносова «Люблю тебя светло» (Наш современник. 1969). Обращаясь к своему «прекрасному другу», автор делится с ним самым заветным, откровенным. Но эта откровенность бесконечно далека от желания писать «не кривя душой», в духе натуралиста, ибо «…очень хочется быть откровенным. Столько накопилось всякого за эти годы. У каждого почти лежит в недрах заветное слово – радостное или печальное. Русскому характеру были не к лицу недомолвки. Я потому и люблю Есенина, что он не умел притворяться».

Виктор Лихоносов, как и многие современные художники, задумывается о своём отношении к Родине, к той земле, на которой родился. Самые нежные, сердечные слова отыскивает талантливый писатель, чтобы высказать свою любовь к родной Сибири, к «студёной чалдонской земле». Именно здесь ему сказали слова, запомнившиеся на всю жизнь: «Полетел высоко, но всё-таки нет-нет и присядь на свою крышу. На своей крыше люди тебе всегда крошечку кинут». А с какой сердечностью и лиризмом Виктор Лихоносов доверяет своё затаённое: «Быть очень талантливым и воспеть свой край, своих близких, эти берёзы, это короткое наше пребывание на земле, наши никому не известные чувства, ожидание чувства, разлуку». Вот задача, которую он поставил перед собой как литератор. Ему дорог и духовно близок писатель, которого В. Лихоносов назвал именем Белоголовый.