История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Петенбургу осталось недолго жить, и он сам понимает, что дни его сочтены. Но он не боится смерти: много доброго он сделал людям, они не забудут его. Немало странностей отмечали в нём люди, не всем он был понятен своими привычками и характером. Церковь любил навещать, слушал пение, каждый раз при этом ослабевал душой и просветлялся разумом, не стесняясь слёз своих, речей поповских не слушал, потому как не верил им. По его мысли, такие слова, как «добродетель», «твори добро ближнему своему», «да не оскудевает рука дающего», громко произноситься не должны, «а однажды, с молоком матери проникнув в душу, обязаны жить там постоянно». За свою жизнь он создал немало икон, расписных солонок и сундуков. Всё это надолго переживёт его, оставив в памяти людской доброе имя мастера. Беспокоила его только судьба дочери Юльки да клеветническая заметка в местной газете о нём как о подкулачнике. Ясно, кто её написал: председатель артели «Тюлень» Мишуков, вздорный, самодовольный, прямолинейный демагог и пьяница. Стоило Петенбургу высказать о нём всё, что накопилось на душе, как сразу попал в немилость. Прямо-то придраться не к чему: всю Гражданскую войну прослужил в Красной армии, «газами травленный и с Будённым за ручку здоровался». Вот и пустили о нём клевету в районном масштабе. А время начиналось как раз беспокойное, кулаки и подкулачники зашевелились повсюду. Неудивительно, что в село Вязицы приехал представитель области «в кожаном пальто и папахе» и отдал приказ об аресте беспокойного старика. Парамон не вспылил по обыкновению, а лишь жалобно попросил повременить: в белой горнице лежала при смерти обмороженная Юлька. Отец успел только растереть её снегом и спиртом. И бросить её на произвол судьбы не мог, ведь он-то хорошо знал, что доживает последние дни на этой земле. С обострённой чуткостью фиксирует он малейшие детали привычной окружающей его жизни. Всё здесь так дорого и близко ему. Только поздно пришли ему мысли о том, что он «лезет со своими мыслями в чужой огород», «хватит-хватит, с его нутром-то хоть остатние года пожить миром». Только поздно пришли ему эти мысли. Ранее сделанного и сказанного уже ничем не поправишь. И он убедился в этом, когда за ним пришли Мишуков и человек в кожаном пальто.

Безжалостно наблюдают они за тем, как старый отец прощается с больной дочерью, кланяется на все четыре стороны, прощаясь с односельчанами и со всем привычным и родным. Грубый тычок вернул его к реальной действительности: так Мишуков отомстил старику за «поносную» критику, посадив его в кутузку.

Никто из действующих лиц этой, казалось бы, непримечательной истории и не предполагал, что старый Парамон вскоре уйдёт из этой каталажки, а гнусного Мишукова за неблаговидные махинации всё тот же Ваня Тяпуев с винтовкой в руках навсегда увезёт из деревни. Вся деревня вышла проводить Парамона в последний путь. Давняя болезнь и последнее потрясение сделали своё чёрное дело: не стало мудрого человека и прекрасного мастера, всю свою жизнь неустанным трудом украшавшего землю.

Образ Парамона – несомненная удача писателя. Удались ему и образы Мишки Креня и Акима Селивёрстова. А ведь Мишка и Аким – от одного отца, но эту тайну знал только Парамон. Может, трагического столкновения между ними и не было бы, несмотря на всю противоположность их устремлений, если б не было вмешательства все того же Мишукова, намекнувшего Мишке, будто бы Аким указал на избу Фёдора Креня, как на самую подходящую для устройства сетевязки. Мишка в порыве злобной мстительности убивает Акима, который, как ему показалось, стоял на его пути к личному счастью с Юлькой. А виноват всему был Мишуков, отвратительную сущность которого разоблачил Владимир Личутин. В этом видится и основной смысл его первой повести, которую сам автор называл «очень слабой и неровной».

И вот в издательских планах и на книжных полках замелькали названия новых повестей, романов: «Душа горит» (1976), «Фармазон», «Последний колдун» (1979), «Крылатая Серафима» (1981), «Домашний философ» (1983)… Владимир Личутин становится известным писателем.

Все его сочинения – чаще всего об одном и том же крае с одними и теми же героями, действующими на большом отрезке времени. Только в одних произведениях на первый план выступали одни персонажи, в других – иные. Но все они чем-то очень глубоким и серьёзным связаны – то ли родством, то ли участием в одних и тех же событиях. И, даже чаще всего разойдясь по жизненным дорогам, они всё ещё внимательно следят друг за другом, упоминая их в разговорах, повседневных и обыденных. Мишка Крень появляется и в «Крылатой Серафиме». И сколько лет уж прошло, постарел, измочалена его душа от непосильных страданий.