Читаем История русской литературы X—XVII веков полностью

Замечательным мастером этого жанра в XIII в. был Серапион Владимирский. Биографические данные о Серапионе весьма скудны. Известно, что до 1274 г. он был архимандритом Киево-Печерского монастыря, а с 1274 по 1275 г. (год своей смерти) — епископом Владимирским. На епископию во Владимир Залесский Серапион был поставлен по инициативе митрополита Кирилла, высокообразованного человека своего времени, принимавшего участие в составлении «Летописца Даниила Галицкого» и жизнеописания Александра Невского. И Серапион Владимирский, и митрополит Кирилл относятся к кругу тех деятелей XIII в., которые осуществляли связь культур Юго-Западной Руси с Русью Северо-Восточной.

До нас дошло пять «Слов» Серапиона. Но из характеристики, которую дает Серапиону летописец, сообщая в записи под 1275 г. о его смерти, и из сочинений самого Серапиона видно, что им было написано гораздо больше и «Слов», и «Поучений». Основная тема «Слов» Серапиона — бедствия, постигшие Русскую землю в результате нашествия монголо-татар, которое является божьей карой, обрушившейся на Русь за грехи людей. Согласно концепции Серапиона, только покаяние, нравственное самоусовершенствование могут спасти Русскую землю. Наглядность описанных в «Словах» Серапиона бедствий, постигших Русскую землю, глубина душевных чувств автора, переживающего со всем народом тяготы своей родины, придавали его «Словам» большой патриотический смысл.

Четыре «Слова» Серапиона из пяти дошедших до нас были составлены им в 1274-1275 г. во Владимире[272]. Одно, «О казнях божиих и ратях», — вероятнее всего вскоре после разгрома Киева Батыем в 1239-1240 г.

Все «Слова» Серапиона представляют собой как бы единый цикл, в котором автор с болью в сердце описывает бедствия вражеского нашествия и призывает людей перед лицом грозной опасности оставить внутренние распри, освободиться от собственных пороков и недостатков. Серапион осуждает в своих «Словах» «вражду», под которой имеет в виду междоусобия князей, «несытство имения» — стремление к наживе, «резоимство» — ростовщичество и «всякое грабление»[273].

И общая, центральная для всех «Слов» Серапиона тема, — монголо-татарское насилие, — и частные вопросы, на которых он останавливается в своих «Словах», раскрываются им не в отвлеченных, риторических рассуждениях, а в жизненно-убедительных зарисовках. Вместе с тем везде видна высокая книжная культура автора, его писательское искусство, литературный талант.

Пафос, торжественность, драматичность повествования Серапиона о бедах, обрушившихся на русских людей, достигаются чередованием синтаксически параллельных кратких предложений, составляющих длинный синонимический ряд, построением фраз в виде вопросов, что придает его «Словам» особую ритмичность: «... И землю нашу пусту створиша, и грады наши плениша, и церкви святыя разориша, отци и братию нашю избиша, матери наши и сестры наши в поруганье быша»; «Не пленена ли бысть земля наша? Не вскоре ли падоша отци и братия наша трупиемь на земли? Не ведены ли быша жены и чада наша в плен? Не порабощени быхом оставшем горкою си работою от иноплеменик? Се уже к 40 лет приближаеть томление и мука, и дане тяжькыя на ны не престануть, глади, мóрове живот (жизней) наших. И в сласть хлеба своего изъести не можем. И въздыхание наше и печаль сушить кости наши»; «Тогда наведе на ны язык (народ) немилостив, язык лют, язык не щадящь красы уны (юных), немощи старець, младости детий».

Общая мысль и общий смысл нарисованных Серапионом картин насилий, чинимых захватчиками, перенесенных народом бедствий во всех «Словах» сходны, но конкретные образы, отдельные подробности всюду варьируются. Не менее ярки и живы те места в произведениях Серапиона, где он останавливается на вопросах нравственного характера, говорит о невежестве и суеверии. Так, например, осуждая жестокие расправы над людьми, заподозренными в колдовстве, Серапион убедительно, с сарказмом высмеивает бессмысленность таких действий: «От которых книг или от ких (каких) писаний се слышасте, яко волхвованиемь (чародейством) глади бывають на земли и пакы (снова) волхвованиемь жита умножаються? То аже (если) сему веруете, то чему (зачем) пожигаете я (их — волхвов)? Молитеся и чтите я, дары и приносите им, ать (пусть) строять мир: дождь пущають, тепло приводять, земли плодити велять!»

«Слова» Серапиона — образец высокого искусства слова. Они продолжают традиции таких мастеров этого жанра древнерусской литературы, как Иларион и Кирилл Туровский. В отличие от произведений этих писателей XI-XII вв. в «Словах» Серапиона Владимирского сильнее выражены непосредственные впечатления от событий его времени, они отличаются простотой и ясностью изложения.

5. Агиография

Перейти на страницу:

Похожие книги

Льюис Кэрролл
Льюис Кэрролл

Может показаться, что у этой книги два героя. Один — выпускник Оксфорда, благочестивый священнослужитель, педант, читавший проповеди и скучные лекции по математике, увлекавшийся фотографией, в качестве куратора Клуба колледжа занимавшийся пополнением винного погреба и следивший за качеством блюд, разработавший методику расчета рейтинга игроков в теннис и думавший об оптимизации парламентских выборов. Другой — мастер парадоксов, изобретательный и веселый рассказчик, искренне любивший своих маленьких слушателей, один из самых известных авторов литературных сказок, возвращающий читателей в мир детства.Как почтенный преподаватель математики Чарлз Латвидж Доджсон превратился в писателя Льюиса Кэрролла? Почему его единственное заграничное путешествие было совершено в Россию? На что он тратил немалые гонорары? Что для него значила девочка Алиса, ставшая героиней его сказочной дилогии? На эти вопросы отвечает книга Нины Демуровой, замечательной переводчицы, полвека назад открывшей русскоязычным читателям чудесную страну героев Кэрролла.

Вирджиния Вулф , Гилберт Кийт Честертон , Нина Михайловна Демурова , Уолтер де ла Мар

Детективы / Биографии и Мемуары / Детская литература / Литературоведение / Прочие Детективы / Документальное
Дракула
Дракула

Настоящее издание является попыткой воссоздания сложного и противоречивого портрета валашского правителя Влада Басараба, овеянный мрачной славой образ которого был положен ирландским писателем Брэмом Стокером в основу его знаменитого «Дракулы» (1897). Именно этим соображением продиктован состав книги, включающий в себя, наряду с новым переводом романа, не вошедшую в канонический текст главу «Гость Дракулы», а также письменные свидетельства двух современников патологически жестокого валашского господаря: анонимного русского автора (предположительно влиятельного царского дипломата Ф. Курицына) и австрийского миннезингера М. Бехайма.Серьезный научный аппарат — статьи известных отечественных филологов, обстоятельные примечания и фрагменты фундаментального труда Р. Флореску и Р. Макнелли «В поисках Дракулы» — выгодно отличает этот оригинальный историко-литературный проект от сугубо коммерческих изданий. Редакция полагает, что российский читатель по достоинству оценит новый, выполненный доктором филологических наук Т. Красавченко перевод легендарного произведения, которое сам автор, близкий к кругу ордена Золотая Заря, отнюдь не считал классическим «романом ужасов» — скорее сложной системой оккультных символов, таящих сокровенный смысл истории о зловещем вампире.

Брэм Стокер , Владимир Львович Гопман , Михаил Павлович Одесский , Михаэль Бехайм , Фотина Морозова

Фантастика / Ужасы и мистика / Литературоведение