Именно в таком направлении писатель истолковывал поэтику своей прозы. Сделано это было в 1887 г. в письме B. C. Козловскому как ответ на вопрос о значении романтизма в творчестве Короленко: "Вот вопрос, который я себе поставил, и хотя пока не могу считать его для себя решенным (для этого намереваюсь обратиться к литературным источникам из периода возникновения и борьбы романтизма с "классиками"), – однако ответ отчасти предчувствую, и если он верен, то едва ли я вполне могу примкнуть к романтизму, по крайней мере сознательно (художественное творчество не всегда соответствует тем или иным убеждениям и взглядам автора на искусство). Однако и крайний реализм, например, французский, нашедший у нас столько подражателей, – мне органически противен". В дальнейших своих эпистолярных рассуждениях Короленко проникает в самое существо художественного реализма: "Там я высказал только, что современные реалисты забывают, что реализм есть лишь условие художественности, условие соответствующее современному вкусу, но что он не может служить целью сам по себе и всей художественности не исчерпывает. Романтизм в свое время был условием, и если напрасно натурализм в своей заносчивости целиком топчет его в грязь, то с другой стороны, то, что прошло – прошло, и романтизму целиком не воскреснуть. Мне кажется, что новое направление, которому суждено заменить крайности реализма, – будет синтезом того и другого". Утверждая идею художественного "синтеза", Короленко, по сути дела, указывает на природу нового реализма ("художественный реализм"), для которого как раз и характерно объединение разных начал.
Последовательно воплощая эти принципы в своей прозе, Короленко сразу же стал уходить от репортажности, которая проявилась у него при первых пробах пера. "Репортажность" впоследствии будет слегка проявляться в его чисто очерковой прозе, в частности такой, как "В пустынных местах", "Павловские очерки", "В голодный год". Короленко изначально влекло к крупномасштабным художественным обобщениям, благодаря которым отражение жизни дается не в случайных, а в закономерных ее проявлениях, и созданный образ превращается в "тип".
Уже в таких художественных условиях создавалась "Чудная" (1880), в повествовательном центре которой героический образ "политички" Морозовой. Ее мужество и решительность не может сломить даже смерть, приближение которой ускорили ее гонители. Создавая этот образ, Короленко обратился к сказу (в поэтике художественного реализма сказ займет ведущие позиции). Короленко необходима была сказовая "устная речь", чтобы показать, как Гаврилов (подручный унтер-офицера), сопровождая Морозову, все больше и больше проникается к ней сочувствием и любовью. "Закашляла крепко и платок к губам поднесла, а на платке, гляжу, кровь. Так меня будто кто в сердце кольнул булавкой", – завершает один фрагмент своего печального рассказа Гаврилов. Мотив "сердечной" боли осветит весь рассказ Гаврилова и определит его трагическую тональность. Отсюда и "литературная" реакция автора, который на основе сказа создает свой образ Морозовой, мгновенно соотнеся его с традицией народной плачевой поэзии ("рыдания бури"): "Глубокий мрак закинутой в лесу избушки томил мою душу, и скорбный образ умершей девушки вставал в темноте под глухие рыдания бури". Этим трагическим звукообразом, в чем надо видеть еще одно проявление манеры Короленко, завершается повествование в "Чудной". Возникшая скорбная музыка также способствует "романтизации" образа Морозовой.
В "Сне Макара" (1885) Короленко создает такой образ, который вырастает в символ жизни народа. Макар – это одновременно характер и символ. Такое стало возможным потому, что Короленко обратился к такому "жанру", как сон, с его концентрированной художественной условностью. Из бездны небытия вырывается страстное слово Макара о горькой участи народа: "Да, его гоняли всю жизнь! Гоняли старосты и старшины, заседатели и исправники, требуя подати; гоняли попы, требуя ругу; гоняли нужда и голод; гоняли морозы и жары, дожди и засуха; гоняла промерзшая земля и злая тайга!"
Жизнь как социальная трагедия становится лейтмотивом данного фрагмента и поэтики всего "Сна Макара", в котором есть художественная условность и бытопись, характерная для первых трех глав.
"Сон Макара" стал высшим проявлением синтетической прозы Короленко 80-х годов. Синтетический стиль объем лет "Соколинец" и "В дурном обществе".
В рассказе "Река играет" ("Эскизы из дорожного альбома"), созданном в 1891 г., этот стиль дает все художественные возможности для воплощения мотива народной талантливости (образ перевозчика Тюлина) – той талантливости, на которой мир держится. Этот символический мотив с большой отчетливостью проявляется в описании того, как Тюлин в самые критические минуты оказывается "на высоте своего признанного перевознического таланта".