История русской литературы XIX века. Часть 3: 1870-1890 годы

Когда же он в "Красном цветке" (1883) сделал решительную попытку освободиться от боли и мучительных духовных терзаний, то спасительного забвения так и не смог найти. Все осталось по-прежнему, а добавилась еще острая душевная боль, вызванная страданиями героя-мученика. Исцеляющая исповедь не состоялась, потому что Гаршин-художник был захвачен замыслом такого произведения, которое стало бы настоящей мистерией. И он создал рассказ-мистерию "Красный цветок", посвятив его памяти И. С. Тургенева (это сделано Гаршиным еще и потому, что в поэтике "Красного цветка" отразилось влияние Тургеневских "таинственных повестей").

Сюжет рассказа (метания безумного героя) основан на предельно детализированном описании состояний героя, сломленного страшным душевным недугом. Но в итоге Гаршин, повинуясь замыслу, вырывает повествование из психологической эмпирики и выводит его в ту сферу, где властвуют символы и где все превращается в ирреальное. Особенно усиливается воздействие образа "красного цветка", который в гаршинской мистерии символизирует "мировое зло" (отсюда и активизация в поэтике этого символа значения крови и огня). Уводит повествование в мир мистерии символическое сопряжение "Красного цветка" со "злым духом", а также гротескное объединение мира живых и мира мертвых: "Тут были живые и мертвые. Тут были знаменитые и сильные мира и солдаты, убитые в последнюю войну и воскресшие".

В художественной атмосфере мистерии осуществлялась идея, которая никак не согласовывалась с нравственной философией самого писателя и Л. Н. Толстого ("непротивление злу насилием"), которого Гаршин боготворил. Уничтожение "красного цветка" ("Я утоплю тебя. Я задушу тебя! – глухо и злобно говорил он) – это и есть художественная идея мистерии. Все это произошло вопреки желанию самого Гаршина и вопреки главному нравственно-философскому императиву Толстого.

"Законы" художественные сказались выше, как и в повести "Надежда Николаевна" (1885), где "демонический" Бессонов ближе к финалу стал олицетворять "мировое зло". Здесь исток того символа уничтожающего зла ("Не помня себя, я схватил стоявшее в углу колье, и когда он направил револьвер на Надежду Николаевну, я с диким воплем кинулся на него. Все покатилось куда-то с страшным грохотом"), который венчает развитие мотива борения с "мировым злом". Как и подобный символ в "Красном цветке", этот символ повергает Гаршина в ужас. Он не может принять то, что породило его художественное воображение и вдохновение (трагедия ссудившего себя Лопатина – это и трагедия Гаршина). И этот ужас, усиленный тем, что его художественная воля не признала поведение самого Толстого, будет преследовать Гаршина до того мгновения, в которое возникло теперь уже окончательное решение уйти из жизни. Так страшно разрешился конфликт благородного художника с созданными им произведениями, в которых в формах психологической прозы отразился социальный трагизм 80-х годов.

Развитие "Синтетической" прозы. В. Г. Короленко

"Гаршинское время – еще далеко не история. А в произведениях Гаршина основные мотивы этого времени приобрели ту художественную и психологическую законченность, которая обеспечивает им долгое существование в литературе", – писал В. Г. Короленко (1853–1921), единственный из всего сплотившегося в 80-е годы литературного триумвирата (Г. И. Успенский, В. М. Гаршин, В. Г. Короленко), которому суждено было в своих художественных исканиях дойти не только до конца 90-х годов, но и до начальной стадии развития русской литературы XX в.

Сплочение литературного триумвирата, во многом определившего пути развития русской прозы 80–90-х годов, происходило на почве все того же художественного реализма, который с начала 90-х годов стал обогащаться не только художественными достижениями романтизма (это отразилось в малой мере в прозе Успенского, а в большей – Гаршина и Короленко), как это происходило на протяжении всех 80-х годов, но и символизма. Благодаря этому влиянию проза Короленко будет склоняться к еще большему "сгущению" символической образности и усилению повествовательного ритма.

Такое развитие прозы Короленко – проявление его яркой творческой индивидуальности, но это проявление поддержал художественный реализм, способный в поиске правды жизни объединить разные стилевые начала. И поэтика прозы все это объединила, включая еще повышенную метафоричность, очерковость и правдоподобие. Объединила, чтобы дать полнейшую свободу для художественного воплощения реалистического мироощущения Короленко.