Формулы демократической диктатуры сам Ленин, правда, не сменял на иную, даже условно, даже гипотетически, до самого начала Февральской революции. Правильно ли это было? Мы думаем, что нет. То, что происходило в партии после переворота, слишком грозно обнаруживало запоздалость перевооружения, которое к тому же при данных условиях мог произвести один лишь Ленин. Он к этому готовился. Свою сталь он добела нагревал и перековывал в огне войны. Изменилась в его глазах общая перспектива исторического процесса. Потрясения войны резко приближали возможные сроки социалистической революции на Западе. Оставаясь, для Ленина, все еще демократической, русская революция должна была дать толчок социалистическому перевороту в Европе, который затем должен был вовлечь и отсталую Россию в свой водоворот. Такова была общая концепция Ленина, когда он покидал Цюрих. Уже цитированное нами письмо к швейцарским рабочим гласит: «Россия — крестьянская страна, одна из самых отсталых европейских стран. Непосредственно в ней не может победить тотчас социализм. Но крестьянский характер страны, при громадном сохранившемся земельном фонде дворян-помещиков, на основе опыта 1905 года, может придать громадный размах буржуазно-демократической революции в России и сделать из нашей революции пролог всемирной социалистической революции, ступеньку к ней». В этом смысле Ленин впервые писал теперь, что русский пролетариат
Таково было соединительное звено между старой позицией большевизма, которая ограничивала революцию демократическими целями, и новой позицией, которую Ленин впервые представил партии в своих тезисах 4 апреля. Перспектива непосредственного перехода к диктатуре пролетариата казалась совершенно неожиданной, противоречащей традиции, наконец попросту не укладывалась в голове. Здесь необходимо напомнить, что до самою взрыва Февральской революции и в первое время после него троцкизмом называли не мысль о том, что в национальных границах России нельзя построить социалистическое общество (мысль о такой «возможности» вообще никем не высказывалась до 1924 года и вряд ли кому-либо приходила в голову), — троцкизмом называлась мысль о том, что пролетариат России может оказаться у власти раньше, чем западный пролетариат, и что в этом случае он не сможет удержаться в рамках демократической диктатуры, а должен будет приступить к первым социалистическим мероприятиям. Не мудрено, если апрельские тезисы Ленина осуждались как троцкистские.
Возражения «старых большевиков» развертывались по нескольким линиям. Главный спор шел вокруг вопроса, закончилась ли буржуазно-демократическая революция. Так как аграрный переворот еще не совершился, то противники Ленина с полным правом утверждали, что демократическая революция не доведена до конца, а значит, заключали они, нет и места для диктатуры пролетариата, даже если бы социальные условия России вообще допускали ее в более или менее близком времени. Именно так ставила вопрос редакция «Правды» в приведенной уже нами цитате. Позже, на апрельской конференции, Каменев повторял: «Неправ Ленин, когда говорит, что буржуазно-демократическая революция закончилась… Классический остаток феодализма — помещичье землевладение — еще не ликвидирован… Государство не преобразовано в демократическое общество… Рано говорить, что буржуазная демократия исчерпала все свои возможности».
«Демократическая диктатура, — возражал Томский, — вот наше основание… Мы должны организовать власть пролетариата и крестьянства и должны ее отделить от коммуны, так как там власть только пролетариата».
«Перед нами стоят громадные революционные задачи, — вторил им Рыков. — Но осуществление этих задач еще не выводит нас из рамок буржуазного строя».
Ленин видел, конечно, не хуже своих оппонентов, что демократическая революция не закончилась, вернее, что, едва начавшись, она уже стала откатываться назад. Но именно отсюда и вытекало, что довести ее до конца возможно лишь при господстве нового класса, а прийти к этому нельзя иначе как вырвав массы из-под влияния меньшевиков и эсеров, т. е. из-под косвенного влияния либеральной буржуазии. Связь этих партий с рабочими и особенно солдатами питалась идеей обороны — «обороны страны» или «обороны революции». Ленин требовал поэтому непримиримой политики по отношению ко всем оттенкам социал-патриотизма. Отколоть партию от отсталых масс, чтобы затем освободить эти массы от их отсталости. «Старый большевизм должен быть оставлен, — повторял он. — Необходимо разделение линии мелкой буржуазии и наемного пролетариата».