История русской революции. Том II, часть 2

В книге Джона Рида есть рассказ о том, будто 21 октября вожди большевиков имели «второе историческое заседание», на котором, как передавали Риду, Ленин говорил: «24 октября слишком рано действовать: для восстания нужна всероссийская основа, а 24-го не все еще делегаты на съезд прибудут. С другой стороны, 26-го будет слишком поздно действовать… Мы должны действовать 25-го – в день открытия съезда». Рид был исключительно чуткий наблюдатель, сумевший перенести на страницы своей книги чувства и страсти решающих дней революции. Именно поэтому Ленин пожелал в свое время несравненной хронике Рида распространения в миллионах экземпляров во всех странах света. Но работа в огне событий, записи в коридоре, на улицах, у костров, схваченные на лету беседы и обрывки фраз, при необходимости пользоваться переводчиками, – все это делало неизбежными частные ошибки. Рассказ о заседании 21 октября представляет одну из наиболее явных ошибок в книге Рида. Рассуждение о необходимости «всероссийской советской основы» для восстания никак не могло принадлежать Ленину, ибо он не раз называл погоню за такой основой не более и не менее как «полным идиотизмом и полной изменой». Ленин не мог говорить, что восставать 24-го слишком рано, ибо уже с конца сентября он считал недопустимым откладывать восстание ни на один лишний день: запоздать оно может, но «преждевременного в этом отношении быть теперь не может». Однако и помимо этих политических соображений, решающих сами по себе, сообщение Рида опровергается тем простым фактом, что 21-го никакого «второго исторического совещания» не было: такое совещание не могло бы не оставить после себя следов в документах и памяти участников. Было всего два совещания с участием Ленина: 10-го и 16-го. Рид не мог этого знать. Но опубликованные после того документы не оставляют никакого места для «исторического заседания» 21 октября. Эпигонская историография не задумалась, однако, включить явно ошибочное показание Рида во все официальные издания: этим достигается внешнее, календарное совпадение директив Ленина с действительным ходом событий. Правда, официальные историографы заставляют при этом Ленина вступать в непонятные и необъяснимые противоречия с самим собою. Но ведь, по существу, дело и не идет вовсе о Ленине: эпигоны превратили Ленина попросту в свой исторический псевдоним и бесцеремонно пользуются им для подтверждения своей непогрешимости задним числом.

Официальные историки идут и дальше по пути подгонки фактов под маршруты. Так, Ярославский пишет в своей «Истории партии»: «На заседании Центрального комитета 24 октября, последнем заседании перед восстанием, присутствовал Ленин». Официально изданные протоколы, дающие точный перечень участников, свидетельствуют, что Ленин отсутствовал. «Ленину и Каменеву было поручено вести переговоры с левыми эсерами», – пишет Ярославский. Протоколы говорят, что это поручение было дано Каменеву и Берзину. Но и без протоколов должно было бы быть ясно, что второстепенного «дипломатического» поручения ЦК на Ленина не стал бы возлагать. Решающее заседание ЦК происходило утром. Ленин прибыл в Смольный только ночью. Член Петроградского комитета Свешников рассказывает, как Ленин «вечером (24-го) куда-то ушел, оставив в комнате записку, что ушел тогда-то. Узнав об этом, мы в душе испугались за Ильича». В районе уже «поздно вечером» стало известно, что Ленин отправился в Военно-революционный комитет.

Удивительнее всего, однако, то, что Ярославский прошел мимо первостепенного политического и человеческого документа: письма к руководителям районов, написанного Лениным в часы, когда открытое восстание уже в сущности началось. «Товарищи! Я пишу эти строки вечером 24-го… Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь все висит на волоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами (хотя бы даже съездами советов), а исключительно народами, массой, борьбой вооруженных масс… Надо во что бы то ни стало сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительство, обезоружив (победив, если будут сопротивляться) юнкеров и т. д.». Ленин в такой мере опасается нерешительности ЦК, что пытается в самый последний момент организовать давление на него снизу. «Надо, – пишет он, – чтобы все районы, все полки, все силы мобилизовались тотчас и послали немедленно делегации в Военно-революционный комитет, в ЦК большевиков, настоятельно требуя: ни в коем случае не оставлять власти в руках Керенского и компании до 25-го, никоим образом, – решать дело сегодня непременно вечером или ночью». Когда Ленин писал эти строки, полки и районы, которые он призывал мобилизоваться для давления на Военно-революционный комитет, были уже мобилизованы Военно-революционным комитетом для захвата города и низвержения правительства. Из письма, каждая строка которого трепещет тревогой и страстью, видно, во всяком случае, что Ленин не мог ни предлагать 21-го отложить восстание до 25-го, ни участвовать в устреннем заседании 24-го, где решено было немедленно перейти в наступление.