История русской революции. Том II, часть 2

Политика так называемого «военного коммунизма», как ясно из сказанного, вовсе не была рассчитана на построение социалистического общества в национальных границах: только меньшевики, издеваясь над советской властью, приписывали ей такие планы. Для большевиков дальнейшая судьба спартанского режима, навязанного разрухой и гражданской войной, стояла в прямой зависимости от развития революции на Западе. В январе 1919 года, в разгар военного коммунизма, Ленин говорил: «Мы основы своей продовольственной коммунистической политики отстоим и донесем их непоколебимыми до того времени, когда придет пора полной и всемирной победы коммунизма». Вместе со всей партией Ленин ошибся. Продовольственную политику пришлось переменить. Сейчас можно считать установленным, что, если бы даже социалистический переворот в Европе произошел в первые два-три года после Октября, отступление на путь НЭПа было бы все равно неизбежно. Но при ретроспективной оценке первого этапа диктатуры становится особенно ясно, до какой степени методы военного коммунизма и его иллюзии тесно переплетались с перспективой перманентной революции.

Глубокий внутренний кризис на исходе трех лет гражданской войны означал угрозу прямого разрыва между пролетариатом и крестьянством, между партией и пролетариатом. Понадобился радикальный пересмотр методов советской власти."…Мы должны экономически удовлетворить среднее крестьянство и пойти на свободу оборота, – объяснял Ленин, – иначе – сохранить власть пролетариата в России, при замедлении международной революции, нельзя…" Не сопровождался ли, однако, переход на НЭП принципиальным разрывом связей между внутренними проблемами и международными?

Общую оценку открывавшегося этапа Ленин давал в своих тезисах для III конгресса Коминтерна: «С точки зрения всемирной пролетарской революции, как единого процесса, значение переживаемой Россией эпохи состоит в том, чтобы практически испытать и проверить политику пролетариата, держащего государственную власть в своих руках, по отношению к мелкобуржуазной массе». Уже самое определение рамок НЭПа начисто снимает проблему социализма в отдельной стране.

Не менее поучительны те строки, которые Ленин записал для самого себя в дни обсуждения и выработки новых методов хозяйства: «10–20 лет правильных соотношений с крестьянством и обеспеченная победа во всемирном масштабе (даже при затяжке пролетарских революций, кои растут)». Цель поставлена: приспособиться к новым, более длительным срокам, которые могут понадобиться для созревания революции на Западе. В этом, и только в этом смысле Ленин выражал уверенность в том, что «из России нэповской будет Россия социалистическая».

Мало сказать, что идея международной революции не подверглась пересмотру; в известном смысле она получает теперь более глубокое и отчетливое выражение. «В странах развитого капитализма, – говорит Ленин на Х съезде партии, выясняя историческое место НЭПа, – есть в течение десятков лет сложившийся класс наемных рабочих земледелия… Где этот класс достаточно развит, переход от капитализма к социализму возможен. Мы подчеркивали в целом ряде произведений, во всех наших выступлениях, во всей прессе, что в России дело обстоит не так, что в России мы имеем меньшинство рабочих в промышленности и громадное большинство мелких земледельцев. Социальная революция в такой стране может иметь окончательный успех лишь при двух условиях: во-первых, при условии поддержки ее своевременно социальной революцией в одной или нескольких передовых странах… Другое условие – это соглашение между… держащим в своих руках государственную власть пролетариатом и большинством крестьянского населения… Только соглашение с крестьянством может спасти социалистическую революцию в России, пока не наступила революция в других странах». Все элементы проблемы связаны воедино. Союз с крестьянством необходим для самого существования советской власти; но он не заменяет международной революции, которая одна только и может создать экономическую базу социалистического общества.