История руссов. Варяги и русская государственность

Итак, уже в 1917 году Платонов открыто сомневался в правильности летописного сказания в его норманистской трактовке, однако ни ученики его, ни последователи не рассеяли его сомнений — они просто игнорировали их.

Таков «прогресс» исторической науки в руках норманистов за 30 лет! (См. по этому поводу книгу Г. Вернадского: G. Vernadsky. Ancient Russia. 1943, 1944, 1946, 1947, где о сомнениях Платонова не сказано ни слова.)

Налицо полная деградация критической мысли, и эту дребедень преподносят Западу как последнее слово исторической науки! Профессор Вернадский так высоко мнит о себе, что не считает нужным сказать, что имеются и противоположные мнения в науке, а ведь в труде во много сотен страниц для этого, казалось бы, должно было найтись место. Такова научная объективность норманистов. «Ндраву моему не препятствуй!»

XX. О значении слова «бель» в летописях

Несмотря на довольно частое упоминание слова «бель» в летописях, до сих пор еще нет одинакового понимания этого слова, и даже новейшие авторы совершенно очевидно «плавают» в этом вопросе, хотя и высказывают довольно безапелляционные мнения о нем.

Не беря на себя задачу окончательно решить этот вопрос, отметим несколько положений, которые в значительной мере уяснят и упростят его.

Сравнение различных мест летописей, а особенно вариантов одного и того же в разных списках, позволяет выяснить действительный смысл слова «бель».

Прежде всего установим, что слово «бель» вовсе не означает «белой», «серебряной», монеты, как думают некоторые, в том числе и Б. А. Романов («История культуры Древней Руси». I. 1951) Хотя выражение «черное серебро» означало серебро с большой примесью других чернеющих металлов, в выражении «белое серебро» или «бель» (якобы сокращенно) необходимости не было: слово «серебро» было достаточно ясно всем, и если уж нужно было особо подчеркнуть чистоту серебра, то можно было предположить изредка употребление выражения «белое серебро», но не «бель».

Обратимся к Лаврентьевской летописи: «И повеле Володимир, режучи паволокы, орничи, бель, разметати народу, ов же сребреники метати людем, сильно налегшим».

Отсюда ясно, что серебряные деньги так и назывались «сребреники», «бель» же представляла собой нечто иное, что разрезалось на куски и было близко к тканям (паволокы, орничи), если даже не представляло собой особый сорт их, хотя бы, например, белое полотно.

В той же летописи под 1068 годом находим: «Двор же княжь разграбиша, бещисленное множество злата и серебра, кунами и белью». Б. А. Романов считает, что это место «не оставляет сомнения в том, что куны здесь разумелись металлические».

В действительности же можно утверждать совершенно обратное: здесь перечисляются все виды драгоценностей, которые народ грабил в княжеской казне: золото, серебро, меха (куны) и бель (не выяснено, см. ниже), и было бы странно, если бы в княжеской казне было только золото и серебро, — ведь мы знаем, что еще во времена Иоанна Грозного, отправляя посольство за границу, ему отпускали столько-то сороков соболей и сотен белок для путевых расходов.

Романов не замечает невязки в своем понимании: если куны металлические, значит, они соответствуют золоту, а бель — серебру, но золотые монеты и гривны были весьма редки, поэтому о «бесчисленности» их говорить не приходится. Наконец, если золото и серебро уже названы, зачем же их повторять тут же рядом еще раз?

Что наше понимание верно, видно из Комиссионного списка, где о том же событии сказано: «бещисленное множество злата поимаща и серебра, и кунами и скорою». Слово «бель» заменено в этом списке словом «скора» — значит, «бель» и «скора» — одно и то же, и уж во всяком случае не металл.

Если мы вспомним почти отмершее в этом столетии слово «скорняк», что означало «выделыватель мехов», «меховщик», то «скора» может быть переведена как «мех», но что такое «куны» в этом случае?

Слово «скора» можно толковать по-разному: во-первых, это может быть понятие, объединяющее все меха, но не собственно куньи шкурки, бывшие ценностью штандартной[136]; во-вторых, оно может быть понимаемо и как «шкура», т. е. разного рода шкуры животных, главная ценность которых не в шерсти, не в мехе, их покрывающих, а в коже, годной для обуви и других разных изделий. Кстати сказать, цвет кож обычно белый и слово «бель» было бы весьма подходящим.

Допустим в качестве рабочего предположения, что «бель» — это очищенная от шерсти и выделанная кожа животных, тогда «куны» — это меха.

В Московском своде под 1185 годом находим: «Вымыкаша бо все то на двор из церкве и ис терема: книгы, и куны, и паволокы, и укси церковные[137]… и все то огонь взя». Следовательно, «куны» сгорели (к сведению Б. А. Романова), и потому не могли быть металлом.