История руссов. Варяги и русская государственность

Целые немецкие колонии с тысячами жителей каждая построены из известняка, его так много и он так дешев, что все изгороди здесь каменные.

Граниты Подолии известны всем, известен хорошо и кристаллический кряж, через который пробивался Днепр в районе ныне затопленных порогов. Даже в приазовских степях среди необъятных полей имеются каменные холмы, вспомним «Каменные могилы» у Мариуполя. Наконец, «каменные бабы» в южных степях вовсе не редкость. Далее, на первых страницах летописи мы находим, что в Киеве «бе терем камен». Уж если построен был каменный терем, то, значит, камня могло хватить на тысячи плит для норманнов.

Что же касается Северной России, то камней столько, что хлебопашец проклинает их уже не одну тысячу лет, и даже в былинах они нашли свое отражение. Полное отсутствие норманнских надгробных памятников показывает неопровержимо, что норманнов на Руси не было. Для Пашкевича тот факт, что даже в Новгородской области до сих пор не найдено ни одного скандинавского поселения, ничего не значит. Он так же твердо верит в присутствие скандинавов, как в то, что в России не было камней для рунических надписей.

6. Мы уже указывали, что если будут найдены действительные, а не воображаемые захоронения многих норманнов, то это еще не объясняется их многочисленностью, а тем, что они, наемные воины, либо пали в бою в большом количестве сразу, либо, как иностранцы, были похоронены в отдельном месте, и эти кладбища могли существовать и не одну сотню лет. Если же мы разделим количество похороненных на количество лет существования кладбища, то мы получим далеко не внушительные цифры.

Наконец, если будет открыто где-то огромное норманнское кладбище, означает ли это, что норманны были завоевателями? Означает ли чрезвычайно обширное кладбище евреев в Варшаве, что евреи были властителями поляков и что они «играли важную роль» в создании Польши? Поляк Пашкевич не сделает такого вывода в отношении Польши, а вот в отношении Руси — сколько угодно.

Но главное не в этом, а в том, как он толкует археологические находки. Пашкевич пишет (стр. 178), что в Гнездове в 1949 году близ Смоленска, «большого норманнского центра», был найден сосуд с надписью (заметьте: славянскими буквами. — С. Л.) по-славянски «горухща», т. е., очевидно, «горчица». Отсюда Пашкевич делает заключение, что норманны в Гнездове писали по-славянски!!!

Господин Пашкевич! Станьте, пожалуйста, с головы на ноги: сосуд найден на Руси, надпись на нем русскими буквами и по-русски, и сам сосуд русского типа и изделия. Всякий здравомыслящий человек может сказать только, что эта «горухща» никакого отношения к норманнам не имеет.

Если какой-то норманн (допустим!), живя на чужбине, пишет на предметах самого житейского свойства по-славянски — это значит, что он уже не норманн. Насколько беспредметно мышление Пашкевича видно из того, что он не задает себе вопроса: почему же в Гнездове, «большом норманнском центре», в котором раскопки велись много лет, не найдено ни одной иностранной надписи ни на одном предмете?

7. Каков Пашкевич как ученый, видно из следущего. Известно, что когда Владимир Великий при помощи варягов (не одних, конечно, варягов) сел наконец в Киеве, он выбрал из них наиболее необходимых для него людей и рассадил их на прокорм по разным городкам, остальную же массу отправил в Царьград.

Говоря о митрополите Иларионе, первом митрополите из русинов, а не греке, как это мы доподлинно знаем из истории, Пашкевич пишет: «Hilarion might well be the son of one of these dignitaries», т. е. считает весьма возможным, что «Иларион был сыном одного из этих знатных варягов».

Отсюда видно, какой злостной предубежденностью против руссов напичкан поляк, казалось бы, славянин, Пашкевич: он не может себе представить, чтобы среди славян нашелся человек, который своим талантом выдвинулся до сана митрополита, поэтому он предполагает: «да, но его отец, вероятно, был варяг». В способности варяга-германца он свято верит даже тогда, когда мы доподлинно знаем, что Иларион был русин.

8. Не только способ мышления, метод научной работы, но и оценка и передача фактов Пашкевичем заслуживают самого сурового осуждения. Вот что он пишет: «…the sister of Dobrynya, a Novgorodian lady, was the wife of Svyatoslav. This marriage must have taken place during Svyatoslav’s rule on the banks of Lake Ilmen»[168].

Каждому ученику со школьной скамьи известно, что Малуша была вовсе не «lady», а девка-ключница у княгини Ольги, была она дочерью Малка Любечанина, а вовсе не новгородка; никогда замужем за Светославом не была, а имела от него незаконного ребенка — Владимира. Мы знаем, что княгиня Ольга, узнав о связи Малуши со Светославом (тогда уже женатым на венгерской княжне), разгневалась на Малушу и услала ее в село Будутино (очевидно, рожать). Вот какая «lady» была Малуша.