История рыцарей Мальты. Тысяча лет завоеваний и потерь старейшего в мире религиозного ордена

Удар был нанесен ранним июньским утром, когда с берега заметили специально переоборудованные турецкие триремы, обошедшие Акра-Милос с базы в Тианде и направляющиеся через море к крепости. На триремах не было мачт, рангоута и такелажа. Зато они были оборудованы специальными боевыми платформами в носовой части кораблей. Там были сипахи – профессионалы, уступавшие разве что янычарам. Они двигались к цели под звуки труб и цимбал, грохот барабанов и громкие крики, с которыми турки всегда идут в бой. Рыцари и другие воины ждали их. Пока с приближающихся кораблей велся огонь по форту, все орудия, которые удалось собрать, открыли огонь по противнику – из самого форта и с французского поста, по той части городской стены, которая выходила на мол. Атакующие были храбры. Они бросались с платформ в море и выплывали на берег. Однако они совершили непростительную ошибку, начав высадку перед укрепленной позицией противника под огнем. Если турецкие командиры переоценили ущерб от обстрела и рассчитывали, что оборонительные сооружения практически прекратили свое существование, они жестоко ошиблись. Уже когда первая волна сипахов попыталась выйти на сушу, их встретил яростный огонь из арбалетов, длинных луков и аркебуз, а для тех, кто сумел добраться до частокола, построенного вокруг форта, был приготовлен сюрприз – греческий огонь. У частокола стоял ряд воинов в доспехах – стена из стали, – которые размахивали над головой огромными двуручными мечами, которыми можно одним ударом разрубить человека надвое. Многие сипахи утонули, а добравшиеся до берега были убиты. В сущности, атака была обречена с самого начала. Уцелевшие воины возвращались в воду, чтобы доплыть до своих кораблей. Но и здесь не было безопасно. По ним вели огонь орудия форта. Один корабль взорвался, большинство других получили такие сильные повреждения, что плотники были надолго обеспечены работой.

К середине июня обстрел приобрел такую силу (по расчетам д’Обюссона, выпускалось по 1000 ядер в день), что некоторые районы города были на грани краха. Самая тяжелая ситуация сложилась к югу от торгового порта. Стена, окружавшая еврейский квартал города, который защищали ланги Оверни и Италии, была почти разрушена. И все время турки продвигали вперед свои траншеи, делая это каждую ночь. Они старались приблизиться к контрэскарпу огромного рва, окружающего город. Ночью 18 июня был устроен второй штурм башни Святого Николая. На этот раз в нем участвовала элита турецких войск – страшные янычары. Турки соорудили плавучий понтон, на который погрузились янычары. Этот понтон под покровом темноты отбуксировали к башне. Попытка была храброй и лучше продуманной, чем предыдущая дневная операция, но все же турки не застали защитников врасплох. Все орудия, которые собрали в форте, открыли огонь по переполненному понтону, галерам и сопровождавшим его кораблям. Ночь больше не была темной. Пожары, вызванные жидким огнем, осветили сцену, напоминавшую ад. В воде плавали тела сотен янычар – наглядное свидетельство огневой мощи гарнизона и города. К рассвету все было кончено. Форт, важнейшее оборонительное сооружение защитников Родоса, снова устоял против сил ислама.

Как и в любом осажденном городе, в столице Родоса нашлись люди, считавшие, что лучше спасти свои шкуры, чем умереть среди полуразрушенных руин. Два таких заговора против ордена было раскрыто, и их участники казнены. Один из них включал отравление великого магистра. Задумавший его далматинец или итальянец был разорван на части горожанами, когда его везли на казнь. Но, несмотря на эту и другие попытки подтолкнуть жителей Родоса к предательству ордена, д’Обюссон продолжал неустанно следить за таинственным немцем, мастером Георгом. Как и множество других лазутчиков, мастер Георг в конечном счете выдал свои цели тем, что информация, сообщенная им великому магистру о диспозиции турок или расположении их орудий, всегда оказывалась неточной или неэффективной. Наконец терпение д’Обюссона кончилось. Он приказал пытать немца, и тот сразу признался, что с самого начала был верен своим турецким хозяевам. Не было сомнения – хотя признаниям, полученным под пытками, никогда нельзя полностью доверять, – что мастер Георг виновен. Его публично повесили, а сообщение об этом было заброшено туркам ядром.