История рыцарства. Самые знаменитые битвы

И вот по всему французскому Средиземноморью заполыхали храмы – альбигойцам они были не нужны. Для молитвы им было достаточно неба над головой. Папа был объявлен наместником Сатаны. Разумеется, критика в адрес духовенства звучала тогда во многих областях Европы – но лишь в далеком Лангедоке она воплотилась в ересь. Катары превратились в персон нон грата, а позже – в героев-мучеников, чей образ был обильно сдобрен пряностями мистицизма. Свое высшее воплощение он получил, благодаря несколько болезненной фантазии Рихарда Вагнера. Местом действия мрачной оперы о Парцифале он сделал именно Монсегюр. Впрочем, еще задолго до Вагнера баварский рыцарь Вольфрам фон Эшенбах, автор «Парцифаля» литературного, поселил своего героя в некий таинственный замок, владельцами которого было легендарное семейство Грааль. Многие исследователи, правда, полагают, что название «книжной» крепости – Мунсальвеш – скорее германизированная форма названия Монсальва. Впрочем, разница невелика – подобно Монсегюру, долгие годы этот замок был оплотом катаров, и его постигла та же печальная судьба...

Как ни странно, история катаров во многом осталась загадкой и для ученых. Как удалось крошечной секте собрать под свои знамена такую огромную армию? За идеи, пожалуй, чересчур радикальные даже для Средневековья, ее «солдаты» готовы были в одночасье принять добровольную мученическую смерть. Отказываясь верить в то, что несовершенный земной мир – творение Бога, альбигойские философы-сектанты могли заставить любого проникнуться их убежденностью. Их язык был одновременно ярок и прост, а скромный и подвижнический образ жизни заслуживал всяческого уважения в глазах современников. Проповеди, являя собой причудливую смесь евангельских сюжетов и народных легенд, рассказывали о том, что, в конечном итоге, волнует каждого – о борьбе добра и зла, о том, что хорошо и что дурно, и, что немаловажно, сулили Царствие Небесное всякому, кто проникнется их идеями. Открывая школы, катары учили в них детей бедняков – и, разумеется, всякий юный житель Лангедока, жадно внимающий своему наставнику, вырастая, становился верным последователем его учения.

Среди «совершенных» были астрономы, математики, врачи, инженеры. Легко употребляя имена Аристотеля и Платона, свободно обращаясь в разговоре к философии Древнего Египта и Персии, прекрасно зная историю Палестины, они без труда прививали «проказу юга» и весьма образованным людям. Разумеется, кому-то импонировал романтический аскетизм «совершенных», а кого-то прельщала идея положить конец пресловутой церковной десятине, которую они не платили. Но, так или иначе, в те годы катарские храмы возводились по всему побережью – в Альби, Тулузе, Нарбонне, Каркассоне, Перпиньяне, Фуа... Многие дамы из самых высших слоев общества стремились во что бы то ни стало причаститься у человека, чье скромное черное одеяние было перепоясано обычной веревкой. Это дало новому учению неплохую материальную базу – впрочем, у самых заядлых скептиков вряд ли достанет духу упрекнуть в корысти тех, кто, проводя ночь на земле, завтракал хлебом и водой. Да что там – сам «король Лангедока» граф Раймунд от всей души поддержал новое учение. Так катарский «дуализм» стал почти официальной религией юга Франции, медленно, но верно распространяясь оттуда по всей стране и за ее пределы.

Разумеется, Рим не мог не ответить на это беззаконие. Стратегию борьбы с неверными Святой престол к этому времени отработал до мелочей, а звучное название «крестовые походы» с малолетства было на слуху у каждого рыцаря. Их не пришлось долго упрашивать. Первая попытка искоренить альбигойскую ересь была предпринята еще после III Латеранского собора в 1179 году. Папа Александр III во всеуслышание объявил крестовый поход против вероотступников, пообещав отпущение грехов на два года всем его участникам. Подобно тем, кто героически отвоевывал Гроб Господень в песках Палестины, новые рыцари нашивали на плащи красные кресты. Во главе войска встал аббат Генрих Клервосский, возведенный по этому случаю в кардинальское звание. Но вскоре Александр III отошел в мир иной, и Генрих, успев предать огню и мечу несколько областей Лангедока, оправился в Рим участвовать в избрании нового папы.