История с географией

Теперь в ожидании из Петербурга ревизии, пользуясь нервным состоянием Эрдели, вице жужжал ему все время в уши, что в судебном отделе присутствия у Вити большое запустение в судебных делах. Эрдели назначил ревизию. «Я никак не думал, не ожидал», – бормотал он, когда ревизия выяснила, что к январю того года Витей было разобрано четыре тысячи восемьсот дел. После этой ревизии выплыли еще кое-какая клевета, и сослуживцы все более начинали жалеть, что Витя уходит. Они готовили ему к проводам альбом, фотографическую группу, жетон с семьюдесятью выгравированными именами его друзей и пр. Но когда канцелярия присутствия захотела сниматься с Витей в группе, секретарь отсоветовал, потому что это грозит отразиться на их службе и куске хлеба. Щепотьев бушевал и кричал, что политика непременных членов их не касается, но Витя решительно отклонил такую жертву.

Наконец и Леля откликнулся на переход Вити: «Итак, перевод состоялся. Теперь я этому очень рад, т. к. понимаю, как вам трудно и неприятно было бы продолжать жизнь в Минске. Об одном ты пожалеешь: это об отношениях с археологическим комитетом, с семейством Снитко. Поездка Сербова состоится, как я уже писал Тете. Но деньги А. К. Снитко получит не раньше конца апреля, благодаря наступившему праздничному времени. Я бы очень хотел исполнить свою мечту съездить в мае в Бобруйский уезд, а оттуда на денек другой к вам, но боюсь, не удастся. Вчера получил расписание экзаменов, я должен экзаменовать весь май два раза в неделю. Удастся ли вырваться, не могу даже представить. Председателем экзаменационной комиссии назначен не университетский профессор, как обыкновенно, а наш академик Латышев, большей формалист и мне не большой благоприятель. Боюсь говорить Шунечке о предстоящей перспективе сидеть до тридцатого. Очень бы хотел, чтобы она с детьми собралась в Губаревку пораньше.

Ты писала мне о деньгах. Мне их не нужно. Но необходимо от меня уплатить Тете двести рублей весенних. Но если бы ты это сделала, я был бы очень благодарен. Сегодня передал последние деньги (семьсот пятьдесят рублей) Анне Гаврииловне (ее доверенной) за письма, уступленные ею толстовскому музею».

О том же, а также о старом вопросе, о толстовских письмах, писал он и немного позже, 23 апреля: «Пишу Тебе, адресуя к Снитко, куда ты завтра переедешь. У меня, как всегда, неприятности. На днях Бобровников телефонировал мне, что имеет до меня дело. Я поехал к нему и застал у него Александру Николаевну Нарышкину, известную статс-даму, тетку жены Бобровникова. Она тотчас же начала мне допрос по поводу воспоминаний графини А. А. Толстой и писем Л. Н. Толстого. Оказывается, Каменская возмущена тем, что Зенкович согласилась на сумму в полторы тысячи рублей. Галкин передал Булыгину, а Булыгин Нарышкиной, что Шахматов неверный человек, распечатал до срока пакет А. А. Толстой и передал «Воспоминания» самовольно М. А. Стаховичу для напечатания. Я, конечно, объяснил, как было дело, но осадок остался пренеприятный.

Здесь А. Г. Зенкович требовала все время, чтобы мы печатали или же передали ей это право. Отделение по разным причинам отказалось выступить издателем, из них главные: неудобство издавать письма Л. Н. Толстого, где проповедуются антиправославные идеи от имени Академии, нежелание графа Толстого и его жены соглашаться на такое издание, выраженное нам через Кони. М. А. Стахович получал согласие Толстого, согласившегося даже просмотреть все написанное; поэтому мы и разрешили А. Г. Зенкович продать толстовскому музею право на издание за полторы тысячи рублей (председатель музея Стахович). Пишу тебе на случай, если и до тебя дойдет разговор. Теперь вы будете в соседстве с Анной Гавриловной».

Пасха приходилась на десятое апреля, было тепло. Мы провели ее особенно хорошо перед долгой разлукой, которая и началась на Фоминой. Тетя уехала в Саратов, Оленька, забрав с собой двадцать пять портретов своего изделия, поехала прямо в Губаревку. Витя провожал Тетю до Борисова и заехал проститься к Мещериновым. Неизменно благожелательные и любезные Мещериновы жалели Витю. Заставили его переночевать у них и провожали на другой день до вокзала. Отъезд Вити в Луцк был назначен на двадцать третье апреля. Я же должна была, проводив его, уложить весь дом и все отправить в Луцк. Очистить нашу квартиру приходилось к первому мая. Ее взял у нас какой-то инженер, возместивший нам все расходы по ремонту, электричеству и пр.

В день отъезда Эрдели заехал проститься с нами и предложил Вите ехать с ним в его вагоне до Луница, чтобы избавиться от ночной пересадки в Барановичах. Вечером, в девять часов, отходил поезд. Провожать на вокзал приехало немного храбрецов: Урванцев, Щепотьев, Евстафьев, Вощинин, Сатиев, Чернявские и некоторые другие, но вся семья Эрдели провожала его на охоту. Таким образом, выходило, как будто именно все Эрдели выехали провожать и Витю, причем Вера Петровна настояла, чтобы я на другое утро у нее завтракала (первый раз за пять лет).