Через два часа привезли заказанные лекарства и работа закипела с новой силой. Валентина провозилась в общей сложности четыре часа и результаты не заставили себя ждать. После трёх капельниц, кислорода, нескольких доз сердечного и антибиотиков человеку стало легче – поднялось давление, он стал лучше дышать. Валентина приободрилась. Вместе с лекарствами привезли ещё много всего – обогреватель, бельё на койку, подушки, одеяла, посуду, продукты. Валентина не удивилась – надо, значит надо. Она с удобствами устроила пациента, сначала проветрила, а затем хорошенько прогрела комнату, тщательно вымыла ему голову, снова поставила капельницу. Пора было идти звонить начальству, делать доклад, но Валентина не торопилась. Ей хотелось удостовериться, что всё идёт хорошо. Поэтому она просидела с больным лишний час, убедилась, что показатели стабильны и лишь после этого пошла звонить. Её непосредственный начальник подошел к телефону на удивление быстро, раньше Валентина томилась у аппарата не меньше десяти минут, ожидая, когда он освободится.
– Докладывайте, – в голосе Эдуарда Григорьевича звучало плохо скрываемое беспокойство. Валентина обстоятельно, по пунктам рассказала, что сделала и какие были результаты.
– Валентина Николаевна, если без бюрократии, просто, по человечески, скажите, есть шанс, что выживет? – спросил он, когда Валентина закончила говорить.
– Не знаю, – честно сказала Валентина, – время покажет. Я хотела попросить у вас позволения вызвать Алексея Лукича, он, насколько я знаю, в своё время был травматологом. Боюсь, что я сама не справлюсь, а тут два серьёзных перелома. Разрешите?
– Вызывайте. Я сегодня подъеду, примерно к семи вечера, посмотрю сам, как у вас дела. Постарайтесь привести его в себя, если это возможно. И ещё. Он может начать говорить, бредить… ну, не важно. Так вот. Всё, что он скажет, вы запишите. Слово в слово. Ясно?
– Так точно, – задание удивило Валентину, но вида не подала, ей не впервой было изображать покорного служащего, – всё запишу. Что ещё?
– Остальное – при встрече. До свидания.
– Всего хорошего, – Валентина нажала на рычажок, секунду подумала и быстренько набрала телефон предприятия номер один.
– Алексея Лукича позовите, – сказала она, – алё, Лукич? Это Валя. Вы на третье можете через пару часов подъехать?… шеф дал добро, ага… да тут вообще всё очень странно, сама не пойму… раньше? Ой, это было бы чудесно… через час? Хорошо, жду… Нет, тут переломы у человека… два… да, со смещением… как он? А вы что – его знаете?… Да ладно, шуток я не понимаю, видите ли… поняла, всё поняла – натрий не ставить, только глюкозу, никаких препаратов на спиртовых растворах не давать… Счастливо, Лукич, жду – не дождусь.
Приехавший Лукич прошел в медпункт, поздоровался с Валентиной, скинул с плеч видавшую виды куртку, и подсел к больному. Валентина с удивлением заметила на его лице огорчение. Огорчение и боль.
– Я им объяснял, а они, как любая молодежь, конечно, не послушали старика. Я говорил – этот парень – чистый кремень, вы об него сломаете зубы, но ничего не добьётесь. – Лукич тяжело вздохнул. – И вот, пожалуйста. Результат – на лицо. Подонки… бедный мальчик…
– Так вы его знаете? – у Валентины всё внутри сжалось от нехорошего предчувствия. Лукич был для неё мало что авторитетом – он был единственным человеком на её “работе”, которому она безоговорочно доверяла.
– Да, примерно лет десять, – Алексей Лукич осторожно сдвинул в сторону одеяло и принялся осматривать больного, – на этот раз повезло. Он выберется, Валя. Он крепче, чем ты можешь себе представить. Что ещё сломано, кроме руки?
– Нога… А я думала, что он уже… того. По-моему, ему совсем плохо, – Валентина пожала плечами, – но вам лучше знать. Вот только…
– Что?
– Начальство велело его в себя привести. А он – ни в какую.
– Не жаль его тебе? – Лукич нахмурился. – Подождала бы пару дней, поухаживала. Он и сам в себя придет, когда сможет… ладно. Я сейчас переломы зафиксирую, а ты пока согрей его получше. Грелки привезли?
– Да, не поскупились.
После получаса трудов человек наконец открыл глаза.
– Пятый, – тихонько позвал его Лукич, – ты здесь? Проснись.
Глаза того были совершенно пустыми, как окна дома, из которого давным-давно ушли люди. Неестественно широко открытые, они ровным счётом ничего не выражали. В них не было ни боли, ни страха, ни тени страдания, ни удивления. Алексей Лукич поводил у Пятого перед лицом рукой. Никакой реакции. Веки медленно опустились.