Дни, слившиеся воедино. Короткий, ясный миг – живи, дальше этого не будет. Чудеса не происходят дважды, это закономерно. Какой свет, Боже мой, какой яркий слепящий чудесный свет – и прямо в конце промозглого, умирающего октября. Не будет. Сейчас неважно, что ждёт дальше, есть только “теперь”. Есть старый дом, чья-то дача, пустой темнеющий сад, лёгкий морозец и свет звёзд в странно высоком небе. Яблони, старые, искривлённые, побитые временем, хранят молчание. За покосившимся низким заборчиком виден соседский домик, столь же невзрачный и ветхий… Но до чего же хорошо! Всё хорошо – и узкая улочка, что вьётся между заборами дач, и кусты боярышника вдоль заборов, и запотевшее крохотное окошко – квадратик света во мраке…
Лена взяла Пятого с собой на дачу, принадлежавшую матери её подруги по училищу. Ей самой нужно было забрать оттуда картошку, которую Лена с подружкой весной сажала, да яблоки – их в тот год уродилось на редкость много. Картошка – дело хорошее, вот только как допереть до города мешок весом пятьдесят кило? Лена уже месяц собиралась на эту дачу, подруга даже подвезла ей ключи, но перспектива тащить мешок Лену угнетала. Пятый, узнав об этом, быстренько позвонил на предприятие, поговорил, с кем хотел и сказал Лене:
– Что ты там говорила на счёт картошки?
– А что? – спросила Лена в недоумении.
– “Уаз” наш сроком на неделю. Так тебе нужна эта картошка или пусть себе гниёт в подполе?
– Нужна, – неуверенно сказала Лена, – жалко, конечно… столько провозились…
– Ну и поехали. Дальше можешь не продолжать. Твоей маме мы отвезём половину на том же “Уазе”. Пойдёт?
– А можно? – с надеждой спросила Лена.
– Нужно, – ответил Пятый. – Это – единственный способ для меня тебя поблагодарить.
– Тогда поедем с ночёвкой, – решила Лена. А то туда – три часа, потом к маме – ещё три…
– К маме – по этому же направлению? – поинтересовался Пятый.
– Не совсем. Но так быстрее получится, чем…
– Я понял. Меня этот город тоже уже достал. Едем завтра?
– Да, только к рыжему в больницу заскочим, предупредим. Хорошо?
– Отлично, – Пятый кивнул. – Лин обзавидуется.
Осень в холмах
Валентина привезла Пятого к себе домой утром. Она была очень и очень недовольна – опять его побили, сильно покалечили лицо, вся левая половина – один сплошной синяк, три зуба выбили – смотреть противно, вывихнули руку, чем-то тяжёлым заехали по ноге… В машине он ещё кое-как держался, но дома, как только они вошли, свалился на пол прямо в прихожей и мгновенно уснул. Валентина его разбудила, велела снять с себя рвань, принять душ и только потом смилостивилась и позволила улечься в кровать. Пятый снова заснул. Валентина черканула мужу записку о том, что сейчас она поедет на работу, а затем – на дачу, без заезда домой, дала в записке указания касательно Пятого и отбыла.
Олег Петрович приехал примерно через полтора часа после отъезда жены. Прочтя записку, он покачал головой, тяжко вздохнул и отправился в комнату – посмотреть. То, что он увидел, ему не понравилось – Пятого явно лихорадило, он часто дышал, спал неспокойно, бредил. Олег Петрович вышел в прихожую и набрал Валентинин рабочий номер.
– Валюш, привет, – сказал он в трубку. – Да, приехал… посмотрел, поэтому и звоню. Валь, ему, по-моему, жарко в майке. Он весь мокрый. Снять можно?… Как – почему спрашиваю такие глупости?… Откуда ж я знаю… хорошо. А подушку ему ещё одну можно положить?… С чего решил?… Так у него лицо разбито, вот я и подумал, что для того, чтобы отёк был поменьше, надо… ладно, сделаю. Пить ему можно?…
– Вот что, Олежка, – строго сказала Валентина. – Делай с ним всё, что хочешь. Лишь бы хуже не стало. А уж от компота из холодильника ни тебе, ни ему хуже не будет. И от второй подушки – тоже. Уловил?
– Уловил. Когда ты приедешь?
– Завтра, в первой половине. Ты присмотри за ним, он ночью может пойти куда-нибудь…
– Присмотрю. Пока, Валюш.
– Пока.