– Что вам не нравится? – спросил Пятый. – Я лежу, никуда идти не собираюсь. Опять что-то не так?
– Пятый, ну хватит, – попросил Володя. – Ты для кого этот цирк устраиваешь? Для меня? Так мне он не нужен.
– Для Лина, – пояснил Пятый. – Ему полезно немного поразвлечься. А то заскучает ещё ненароком – что я потом буду делать?…
– Не дадут ему поскучать, – ответил врач. – Его скоро возьмут в оборот, вот увидишь.
– Может, не стоит? – с тревогой спросил Пятый Эдуарда Гершелевича. – Это же тяжело – ехать. А вдруг…
– Замолчи и послушай, – приказал тот. – Оперировали его десять суток назад. Мы просто обязаны проверить, что там и как. Так что не возражай.
– Но…
– Без “но”, – отрезал старый хирург. – Нельзя же столько времени прибывать в неведении. Тем более, что это не так долго, как тебе может показаться. А тебе ехать нельзя ни в коем случае – я всё ещё побаиваюсь за тебя. То есть с сердцем у тебя всё почти нормально, но вот с нервами… Так что сиди тут.
…Этот разговор происходил в коридоре перед медпунктом, в некотором отдалении от двери – чтобы не слышал Лин. Оба старика – и Алексей Лукич, и Эдуард Гершелевич – сошлись на том, что Лина нужно свозить на рентген. На первое предприятие, благо там была установка. Не прозванивая на “трёшку” они вызвали из города рентгенолога, а сами поехали за Лином. И наткнулись на препятствие – Пятый был категорически против поездки.
– Я не понимаю, зачем вам это нужно. То есть, не зачем вам это нужно вообще, а зачем вам это нужно сейчас, – сказал Пятый под конец разговора. Он явно сдался, но всё же пытался найти хоть какое-то объяснение происходящему. Лин воспринял идею хотя и насторожено, но всё же более спокойно, чем Пятый.
– Сиди тут, – приказал Лукич Пятому. – Никуда мы не пропадём, не волнуйся. И с Лином ничего плохого не случится. Подумаешь, снимки сделать, велика важность. В конце-то концов, его этот шунт довёл уже по самое не могу. Может, его скоро можно будет снять.
После того, как они уехали, Пятый встал на бессрочную вахту подле окна. Он волновался с каждым часом всё больше и больше. Ему всё не нравилось – и то, что Лина, которому всё ещё нельзя было лежать, вынесли на стуле; и что они взяли с собой только два одеяла; и что их всё ещё нет, а прошло уже почти четыре часа, и что…
Наконец, когда Пятый уже стал потихонечку собираться биться головой о стену, на дороге показался “УАЗ”. Который ехал очень-очень медленно. Пятый бросился вниз, остановился у проходной (его бы всё равно не пропустили, а рисковать и выходить принятым у него и у Лина способом, он не хотел), до боли сжал кулаки и прислушался.
– Уже почти пришли… ну потерпи, рыжий… хватит, я сказал!…
Дверь открылась. Двое охранников тащили стул, на котором, опустив низко голову, сидел Лин, затем вошли врачи.
– Ребят, не уроните, – попросил Лукич. – Наверх, в медпункт… Пятый, ты здесь?
– Да.
– Пока они ждут лифт, пойди, поправь постель, – распорядился Лукич. – Эдик, это что-то!… Ты согласен?
– Лёша, не травите мине душу, как говорят в Одессе, – сквозь смех ответил Эдуард Гершелевич. – Нонсенс, право слово…
– Что случилось? – спросил Пятый, останавливаясь.
– Иди, стели, – поморщился Лукич. – Потом расскажем.
Когда Лина, наконец, устроили, Пятый подошёл к нему, спросил:
– Лин, ну как?…
Лин посмотрел на Пятого, взгляд его был совершенно измученным, губы потрескались и пересохли, их обметало лихорадкой.
– Кошмар… – прошептал Лин. – Если бы я знал…
– Попить принести? – спросил Пятый. Лин кивнул.
– Никаких “попить”, – отрезал Лукич. – Пить и есть – после уколов. И не раньше, чем через час.
– Так что случилось? – спросил Пятый.
– Да ничего особенного… поначалу. Приехали. Ну, тоже конечно, не сахар, но… нормально. Но потом!… Как всегда у нас в стране: то плёнки нет, то снимок не вышел, то аппарат барахлит. Рыжий уже поустал, а прилечь… ну, не прилечь, а присесть нормально, так, чтобы кровать или кушетка была, просто негде. Сам на столе ночую. Пока ждали, пока снимки сохли, пока смотрели… устал ещё сильнее. Так, Лин?
– Так, – ответил Лин. – Я же не…
– Я так и понял. Ну и вот. После того, как всё это кончилось, мы поехали сюда. И по дороге Лина пробрало…
– В смысле? – не понял Пятый.
– Он стал стонать на каждой кочке и рытвине. Причём с каждой ямой громкость потихонечку повышал. Водитель наш сегодняшней, Серёжка, парень добрый, совесть у него есть, стал нашего Лина жалеть. А пожалеть он мог одним только способом – ехать помедленнее. Так мы и ехали – где двадцать пять километров в час, где тридцать… И вместо получаса мы тащились полтора.
Пятый покачал головой и посмотрел на Лина. С тревогой.
– Лин, ты как сейчас? – спросил он.
– Да уже получше, – ответил тот. – Только очень… хочется пить… я же весь день… не пил… ну дайте… хоть чай…
– Хорошо, сейчас дадим, – смилостивился Лукич. – Не тошнит тебя?
– Нет… – Лин посмотрел на Пятого умоляющим взглядом. – Я же говорил, что… не тошнит…