История с Живаго. Лара для господина Пастернака

– Тут, по-видимому, политические соображения, чтобы не раздувать…

– Да, какая разница…

Пирушка продолжалась. Сидящий напротив Ольги темноволосый молодой человек разглядывал какие-то фотографии. Он как-то неожиданно вскинул на женщину по-отрочески воспаленные глаза.

– Хотите посмотреть, чем этот наш фотограф собирается порадовать наших читателей?

– Я вас раз видела в коридорах «Самолета», вы оттуда? – полюбопытствовала Ольга.

– А вы почаще заходите, чего ж разок-то всего? Авторы нам нужны. Мы их ценим.

Он протянул ей через стол несколько фотографий. На всех изображено одно и то же: аудитория амфитеатром, студенты в противогазах и лектор без противо– газа.

– Готовимся к войне, – добавил он.

Ольга, перебирая фотографии, приподняла брови и оживленно выпалила:

– Так ведь я помню, как снимали. А вот это – я сама. А лектор – Поспелов! Он еще так интересно тогда рассказывал о себе!

– Проверим. Велю ему убрать со снимка ваш противогаз. Давайте знакомиться: Саша из журнала «Самолет».

И протянул ей руку.

– А я – Сашин брат, Юра, – громко, с выражением добавил худощавый юноша.

Появился Олин муж.

– Есть предположение, что взрыв перенесен на более позднее время.

– А, так чем мы развлечемся? – словно наперед зная ответ, переспросил Ривин.

– Товарищи, – громко возвестил Фадеев, – у меня есть предложение! Слушайте внимательно. Поскольку у нас тут не просто пьянка…

– А что же еще? – удивился Саша.

– …не просто пьянка, а литературный вечер и – как и полагается в наши времена изобилия и подъема – с застольем. Давайте и проведем его боевито, как это принято в наши суровые дни. У меня есть предложение. Вот, в последнее время партийная печать остро разоблачает поэта-формалиста Пастернака. А он? А он, видите ли, отмалчивается в своей слоновой башне. Давайте вытащим его за ушко оттуда. Пусть отчитается перед литературной молодежью. Как-никак, нам принадлежит будущее!

– Пощадите Олю! Это же ее бог! – заступилась за подругу девушка.

– Ну, вот пусть она и защитит своего бога! – отрезал Ривин. – Эй, фотограф Гена, ты ж снимал этого Пастернака. Вызови его к нам, помягче, поделикатнее, чтобы он ничего не заподозрил. Ты это умеешь.

Группа нетрезвых коллег поддержала:

– Вызови, вызови!

– Только уберите этот пьяный хлам! – фотограф брезгливо поморщился в сторону стола.

Все притихли. Гена полистал пухлую записную книжку, набрал номер.

– Борис Леонидович? Это вас беспокоит фотограф Гена, вы меня помните, я вас снимал для газеты после вашего возврата из Парижа. Помните? Вот, замечательно! У нас тут собрание литературной молодежи, читаем стихи, спорим, и вот есть среди нас ярые ваши поклонники, они подали мысль пригласить и вас, так сказать, «здравствуй, племя молодое, незнакомое…»

В зале раздался смешок.

Тут он замолк, потому что стал говорить его собеседник. Говорил долго, и лицо фотографа стало выражать нетерпение. Однажды, положив трубку на полочку, он даже успел сбегать на балкон к фотоаппарату.

Ольга понимала, что начинается поругание. Тревожное предчувствие снова охватило ее сердце.

Прислонив к правому уху трубку и наблюдая из окна, как по улице снуют торопливые граждане в серых пальто, фотограф с иронией произнес:

– Сидим вот на замечательном балконе с видом на храм Христа Спасителя! Это Шерговский особняк, вы легко доедете. Второй этаж.

И бросил трубку.

– Приедет, – объявил Гена, – Но сам жалею, что вызвал его. Он та-а-кой зануда!

Закатил глаза.

– Погодите. Он же уважаемый человек, а у нас форменный бардак. Прибираем стол, – скомандовал Фадеев.

На столе, и правда, стояли какие-то бутылки от алкоголя, полупустые стаканы, валялись запачканные чернилами листы.

– Не стоит. Юра, вот возьми, расставь шахматы. Сиди, задумавшись, как Алехин, и будет ажур. Многоцелевой молодежный вечер, – выпустив клуб сигаретного дыма в сторону балкона, самоуверенно предложил Ривин.

– А что, идея! – наивно подхватил Сашин брат, – я буду играть в шахматы!

– Я, если честно, не думал, что он согласится, – низким голосом сказал Саша, – ведь серьезный же человек: как он не учуял розыгрыша?

Саша не глядел на Ольгу, которую муж тем временем ласково и преданно обнял за плечи.

– А я его понимаю, – сказал он, – живет человек, считай, взаперти, ни души вокруг. К волкам выйдешь, не то что к фотографу Гене!

– Ничего, Оля его защитит!

А Ольгу какая-то сила вдруг подняла и, вырвавшись из объятий, она выбежала на лестницу, скинула туфли и легкими ногами побежала прочь.

Куда она бежала? Куда глаза глядят.

А через некоторое время, озираясь, крадучись, из того же подъезда, вышел Саша: потоптался на месте и потом, включив интуицию, уже решительно зная, что угадал, куда скрылась женщина, направился вперед.

Храм Христа Спасителя еще возносился над древней Москвой. Быстро темнело. На улицах стало теснее. Дома и заборы сбились в кучу в вечерней темноте. Надвигалась жаркая душная ночь.

Фотограф Гена со своего поста на балконе первым заметил приближающегося к особняку человека.

– Идет!

В гостиной уже горел свет.