История села Мотовилово. Дневник. Тетрадь 13

— Да, я особенно-то и не обижаюсь от милого друга.

Постояли-помолчали.

— Какая жалость, я нынче сон хороший заспала, — схвастнув, мечтательно проговорила она, вспомнив о сновидении этой прошлой ночи. Она все же посвятила его в этот сон, упомянув, якобы на яву, любовных похождениях в лугах.

— А вот мы с тобой не во сне, а наяву вместе, — нежно обнимая Наташку взволнованно проговорил Санька. Играя кустиком цветущей сирени, он пощекотал им ее губы, имея большое желание поцеловать.

— Вот может ты и не веришь, а я вот всю зимушку только о тебе и думал, и все мое сердечко об тебе выболело, кесь, выкинула бы я тогда свое сердечко, да положила бы ты его в укромное место, чтобы оно так не болело, и душа не страдала по тебе, мой милый Сашенька, — льстиво нашептывала она ему на ухо, припадши на плечо.

— Нет, сначала давай-ка я тебя крепко поцелую, а потом уж и за разговоры! — не выдержав таких нежных и, возможно, искренних Наташкиных слов в свой адрес, — сказал Санька, и он в буйном порыве любви к ней мгновенно схватив ее за руки повернул ее лицом к себе и губами впился в приготовленные для этого же губы.

Поцелуй получился обоюдно горячий и взаимно трепетный, пылкий в засос. Оправившись от него довольный Санька даже позволил себе заметить словами поэта: «И я свои взволнованные губы примкнул к её трепещущим устам!» Наташке это изречение понравилось, она счастливо заулыбалась, плотнее прильнув к Саньке.

— Вот так я люблю гулять, чтоб губы в губы и чтоб между нами все было шито-крыто, — высказалась она, удовлетворенная поцелуем.

Зачарованные весенним буйством природы, они в обнимку стояли на самом берегу озера и наблюдали, как полная луна, не поднимаясь высоко от крыш построек на том берегу, ярко светила своим бледно-золотым светом. Проложив на поверхности воды серебристую россыпь чешуи, она причудливо отражаясь от поверхности, казалось, утонула в глубине озера.

— Наташеньк, смотри-ка, ноченька-то словно в золоте купается! — любуясь серебряной россыпью водяных бликов, любезно улыбаясь, проговорил Санька.

— А я и так уж смотрю, не на ночь, а одно очарование! — отозвалась она.

А в зарослях тростника торопливо и неугомонно напевает свою трескучую песенку камышовка-барсучок, навевая на эту влюбленную пару неописуемую нежность друг к другу и порывы в любви.

— Эх, вон, кто-то умер! — вдруг проговорил Санька.

— А почему ты знаешь? — спросила она.

— А ты разве не видела, звезда с неба сорвалась? Это значит кто-то из людей умер.

— Это почему? — дознавалась она.

— А как же? Ведь у каждого человека на небе своя звезда есть. Народился человек, на небе его звезда загорелась, помер он, и она с небосвода скатывается. Так что на небе и моя, и твоя звезда есть.

— Эх, вот бы отыскать мне свою звезду на небе, — мечтательно протянула Наташка.

— Сегодня уже поздно, а завтра поищем, постараемся найти, — пообещал ей Санька.

— Я согласна! — играючи помахивая веточкой цветущей черемухи, отмахивая от себя надоедливых комаров, ответила она.

— Давай присядем, а то ноги уже устали.

И они уселись на бревно, лежащее около амбара около озера. Они просидели долго, не заметили, как время завалило за полночь. Прижавшись друг к другу, свой душевный разговор, перемеживая со сладостными поцелуями, они с интересом наблюдали за всем происходящим вокруг. Смотрели на зеркальную гладь поверхности озера, изредка взбаламутившуюся карасем-полуночником, слушали пение камышовки и заядлые выкряки лягушек, любовались полной луной и нежной голубизной весеннего неба, наблюдали как облако в форме пса с открытой пастью медленно придвигалось к маслянистому на вид к диску луны, словно намереваясь его проглотить. Луна медленно поднималась по небосводу ввысь к полуночи, она вздербарашилась на самый верх своего невидимого пути, отбрасывая от деревьев и построек короткие тени. Визуально созерцая все это, что происходит вокруг, прижимаясь к Саньке, Наташка, не совсем осознавала, к чему все это ее приведет.

Под утро восточная сторона неба заметно засветлела, предвещая скорый рассвет.

— Наташ, погляди-ка, полюбуйся, зорька-то какая! Ты заметила, вон та яркая звезда, пока мы с тобой здесь находились, успела описать по небу невидимую нам дугу, приблизившись к горизонту, приготовилась на спокой. И нам пора! — нагулявшись досыта и сладко нацеловавшись, вдруг проговорил Санька.

— И мне уж что-то захотелось спать, — отозвалась Наташка.

— Пошли!

И они, поднявшись с бревна, зашагали по влажному, травянистому берегу озера.

— Смотри, не загрязни ноги, давай сырость-то обойдем сторонкой, — обводя Наташку около прибрежной мочажины, сказал Санька.

— Ну, а куда пойдем-то, — с дрожью в ногах спросил её Санька.

— Как куда? Кто куда, ты домой, а я в мазанку спать, — уклончиво ответила она ему.

— Нет уж, вот что, ты позволь мне как следует насладиться тобой, — и он рывком привлек ее к себе, трепетно прижавшись к ней стал горячо целовать.

Она, закатив глаза под лоб, заегозила, задергала ногами, не знай от боязни последствия, не знай от сладостного удовольствия.