Читаем История села Мотовилово. Дневник. Тетрадь 13 полностью

Любуясь отражением своего лица в зеркале, она мимично упражнялась лицевыми мышцами, игриво скарёжив несколько уродливых рожиц: то вздёрнув кверху нос, она забавно подмигивала сама себе, то надув свои румяные, пышущие здоровьем щеки изображала вариации выражения лица, то спесиво надув губы изображала гневное лицо, то те же губы складывала так, что они готовы принять любовный поцелуй, то дразнительно высовывала язык, то изображала лицом своим беззвучный смех, то угрюмость, то обиду и печаль, а то просто детское веселье. После осмотра лица, пышных рук, грудей, живота, она мельком взглянула на свое лоно и ляжки. А после самолюбования она, глубоко вздохнув, подумала: «Эх, и кому только я буду принадлежать такая прекрасница!» Попятившись от зеркала на один шаг назад, ее взору предстала нежно-розовая, пышная грудь. От избытка чувств и неги, она, сплетенные в замок руки, закинула за голову, полные, по-девичьи тугие, небольшие, словно сделанные из пшеничного теста груди при этом озорно вспрыгнув, расторпорщились вправо и влево от грудной ямочки, представились ей во всей своей красоте. Соски-пуговички посередине коричневых кружочков, задорно указывали в разные стороны. Любуясь и наслаждаясь прелестью своего тела, она сладко потянулась всем телом, словно купающаяся уточка поднимаясь над водой, приподнявшись на цыпочках. Полунагретый избной воздух приятно лизнул в подмышки от чего слегка колыхнулась черная, с коричневым оттенком, слегка кудрявившаяся волосяная поросль. Пахнуло сладковатым женским потом. Она не могла ограничить себя изучающим осмотром той части своего тоскующего об мужчине тела, которую она только что осмотрела, тем более, ей никто не мешал, и никто не подглядывал и время не подгоняло. Она, попятившись еще на два шага назад, переместилась на середину пола избы. В зеркале плавно появилось изображение округлого нетощего живота с ввалившимся вглубь складки кожи пупком. Затем снизу на полотно зеркала выплыл пухловатый треугольник, на котором пыжился небольшой черный хохолок, полузажатый со сторон смыкающимися здесь полными мягкоупругими бедрами. Быстрым взглядом скользнули ее глаза по бело-розовым ляжкам и икрам. Она винтообразно извернулась на носках всем станом на одном месте, и в зеркале появились крутые, полные, похожие на хлебные колобашки ягодицы. От избытка нежности и веяний о счастье мыслей, она, самодовольно улыбаясь, даже позволила себе озорно и шаловливо шлепнуть ладошкой по этим нежным колобашкам своей задницы. От этого озорного поступка она весело рассмеялась и ознобно вздохнув всем телом от холодка, быстро схватив со стула приготовленную рубашку, торопливо стала надевать ее, накинув на голову. Наташкин самоосмотр продолжался не менее получаса. Досыта налюбовавшись собой, она стала собираться к обедне. С колокольни доносился звон большого колокола, призывающий в церковь на богослужение. Разгоняя седую испарину над озером, солнышко постепенно карабкалось ввысь небосклона. Перезвонили к обедне…

От обедни домой возвращался празднично разодетый народ. В паре с Федором Крестьяниновым шел и Семион Селиванов. «Надо зарубку на стекле зарубить, первый раз вижу, Семион из церквы идет!» — про себя подумал Федор, догоняя в дороге Семиона.

— Здорово, Семион Трофимыч! — поприветствовал его Федор.

— Да, к обедне ходил, я и не знал, что сегодня Никола, да Марфа меня надразумила и в церковь послала! — отозвался Семион.

— Как же, чай же всем известно, что нынче весенняя Никола! — подтвердил Федор.

— Весенние-то праздники-то часто бывают, то царь Константин, то Кузьма с Демьяном! — полушутливо заметил Семион.

— Вот ты мне как-то говорил, что в церковь-то не ходишь из-за того, что там на твоем-то месте печь поставлена! — вспомнив разговор раньше с Семионом проговорил Федор.

— Правда, правда, говорил я эдак-то, что я в церкви-то ничего не забыл, но вот нынче собрался и пошел, а то все было неколи. Зато обедню-то едва достоял до конца-то. Все собирался уйти, да нет, так и устоял, зато устал и вот домой еле тащусь! — жаловался Семион Федору, смыгая переломленным как седло носом в переносице. — Хотя я редко хожу в церкву-то, раз в год и по обещанию, а нынче мне очень там понравилось. Около церкви-то за оградой, в церковном-то саду уже больно зелени много, прохлада приятная, какая-то птичка пела, да и само богослужение в церкви-то мне понравилось, — высказал Семион перед Федором прелесть посещения церкви. — Редко, а все же туда хожу. А то, вообщем-то, я хотел всего два раза побывать в церкви-то, и то не по своей воле. Первый раз, когда меня крестить в нее носили, а второй раз, когда меня отпевать понесут! Ведь смерть-то со всеми одинаково расправляется, — откровенно высказался Семион о своем отношении к религии и к церкви.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии