Читаем История села Мотовилово. Дневник. Тетрадь 13 полностью

— На сенокосе! Отец насильно уволок меня на этот изнурительный сенокос. Я тоже об тебе соскучился, — жадными глазами смотря на Наташку, оправдывался Санька. — Ну, ладно, завтра воскресенье, отдыхать будем. Приходи к реке Сереже, там свидемся, искупаемся и обо всем потолкуем, — предложил Санька, назначив свидание в отдаленности от людских глаз на лоне природы.


На второй день, в воскресенье, придя от обедни, наскоро отобедав, Наташка, незаметно от матери и бабьих глаз, перейдя улицу, потаенно шмыгнула в усадебные воротца, а там как бы незаметно вышла в поле по тропинке, пошла рожью.

Она туда шла первой. Выйдя из села, она стала озираться по сторонам, не идет ли. А он все не шёл и не шёл. Она убавила шагу, ее терзали сомнения, не обманул ли. Идя по узкой тропинке во рже, поросшей пахнущей ромашкой и цветами «любит — не любит», она изнывала от тревожных раздумий: «А вдруг не придет!». От соснового болота, где дорога проходит около Егоровой мельницы, завиднелась человеческая фигура.

— Наконец-то! — облегченно вздохнула Наташка. — Ты что так долго! Я вся изждалась, жду пожду, а тебя все нету! Думаю, что уже не случилось ли! — с ревнивым упреком в голосе встретила она его у самого перелеска «Волчьего дома».

— Ведь сюда не близко, версты две будет, и так чуть ли не бегом бежал, торопился! — сочувствуя Наташке, оправдывался Санька, прилавчиваясь как бы скорее поцеловать ее. — Я ведь тоже о тебе соскучался за неделю-то, день не увижу тебя, тоскую! Любовь к тебе мне спокою не дает, — утешая Наташку льстиво наговаривал он.

— А я днем и ночью не могу забыть о тебе и едва дождалась этой вот встречи, — идя следом за ним, тараторила Наташка. — Вот ты взманил меня, и я иду за тобой, а сама хорошенько-то и не знаю, куда ты меня ведешь? — притворно высказалась она.

— Куда, куда! В поле, в луга, где цветов много и людей мало! — весело улыбаясь, отозвался он.

— Только смотри, чего плохого надо мной сделать не вздумай! — с явным притворством предупредила она его.

— Да ничего плохого я с тобой делать не замышляю и не собираюсь, а только поцелую разок!

— Ну, это можно! — весело рассмеялась она.

В приливе пьянеющей ярости, Санька обхватил ее руками, трепетно поцеловал, одним взмахом взвалил ее на руки, и не спрашиваясь, поволок ее в густую цветущую рожь. Она делала вид, что сопротивлялась, трепетно забултыхала в воздухе ногами, беззвучным ртом ловила его губы, стараясь любовно укусить. Он, судорожно запыхаясь, отводил свое лицо в сторону, избегая преждевременных поцелуев, поспешно шагал к тому месту, где виднелись кусты с зеленеющей луговиной. Неся её трепещущее тело, спотыкался в межах, а когда донес её до нужного места, повалился вместе с ней в траву. Сам приложил свои взволнованные губы к ее трепещущим устам. Цветущая рожь с головой укрыла, упрятала влюбленную пару. Вскоре они оба с земли встали, она пристыженно стала отряхиваться, как освободившаяся из-под петуха курица, обирая с себя прилипшие сухие листочки василька и пушистые цветы одуванчика. Поправляя на голове волосы, она с земли подняла свалившийся с головы платок. А он, с нескрываемой застенчивостью, отвернувшись в сторону, звенел пряжкой ремня, придирчиво оттряхивая прилипшую пыль с брюк, с улыбкой проговорил: «Вот и все, а ты боялась!». Он все еще ощущал внутри себя трепетное биение сердца и чувствовал, как кровь усиленно токает в висках, и по всему телу неуёмно разгуливается блаженная дрожь. Только сейчас ему стали слышны высвисты скрывающегося во рже суслика и причудливые напевы невидимого жаворонка, в полете своем забравшегося куда-то высоко, в бездонно-синие Эмпиреи безоблачного неба. Только сейчас он принюхался к пресному вкусу запаха цветущей ржи и к приятно пьянящему аромату, исходящему от цветов лугового разнотравья. «Ну, а теперь пойдем к реке, искупаемся!» — предложил Санька. И они пошли к Сереже, он податливо зашагал, а она, чтобы поспевать за ним, торопливо и часто засеменила ногами. А когда же они дошли до высокой, шелковистой, покрытой душистыми цветами травы прибрежного луга, он рывком привлек ее к себе, крепко поцеловав, приложился к ней вторично. Вставая с травянисто-мягкой луговой постели, Наташка с укоризною, но дружелюбно проговорила:

— Вот так ты сдержал свое слово. Ведь ты обещал со мной ничего не делать, а сам…

— А как ты думала. В лес ходить — волков не бояться! — с довольной улыбкой оправдывался он. — Да, ты Наташ, на это не обижайся, отряхнись, вон сзади у тебя на спине какая-то вот соринка прилипла, погоди-ка, я стряхну ее. А теперь давай купаться! — скомандовал он.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии