История села Мотовилово. Дневник. Тетрадь 13

Поджили Яшкины раны, которые он получил в прошлом году от побой Мишки Ковшова и Паньки, но Яшка не из-за таких, чтобы свою обиду забыть. «Кто меня заденет, то сам себе не рад будет!» — грозился он в адрес Мишки и Паньки. «Грозил и грозить буду и не забуду!» — высказывал он свое мнение о мщении перед своими товарищами. Уход от него Наташки Яшка принял полусерьезно. Сначала ему думалось, что она к нему вернется снова, а потом мало-помалу с фактом ухода стал свыкаться, но в агрессивном его характере это еще сильнее подзадорило к каким-либо вредным проказам, которые он старался натворить в селе: украсть и даже мстя, поджечь строение обидчика. Яшка, купив оружие допотопного производства, заделался импровизированным охотником. Подобрав себе братию таких же как он отъявленных молодых людей, Яшка целыми днями гонялся по болоту, подстерегая уток. От его ружья не страдала редкая стая галок, подкарауливая их где-нибудь расселившимися на ветле или березе. За Яшкой следовала шумная ватага ребятишек, подзадоривая Яшкин охотничий азарт.

— Яшк, вон там три галки на крыше сарая сидят! — оповещающе сказал ему Петька, указывая пальцем куда-то за огороды.

— Где?! — притаённо понизив голос, возбуждённо спросил его Яшка.

— Вон там! Дуй за мной! — и они хлынули в огород.

Петька первым пролез в дыру в заборе, а за ним и Яшка. Где быть греху: лез Яшка со своей берданкой через дыру в заборе, нечаянно задел чем-то за спусковой крючок, а ружье-то было заряжено, и в пылу азарта курок был взведен, ружье выстрелило, и дробь угодила в Петькину спину. Всполошенный происшествием народ сбежался, окровавленного Петьку отправили на лошади в больницу, а Яшка, перепугавшись, только и твердил в свое оправдание: «Я не виноват, ружье само выстрелило! Я и не думал в Петьку стрелять, он мне не враг, а наоборот закадычный друг». С перепугу Яшка свое ружье при всех даже хряснул об угол сарая, ложа расщепилась вдребезги, ствол изогнулся. Пока Петька отлеживался в больнице, Яшка тоскливо вспоминал о нем. Ему от души было жалко своего товарища, пострадавшего в таком глупом случае. Чтобы как-то смягчить свою тоску, Яшке надумалось подвыпить, а дома у него выпивки нет, так он решил с подломом слазить в кооперативную лавку, зная, что там есть водка. Сторожа, охраняющего две кооперативных лавки, как-то спросили:

— Яков Спиридоныч, как же это ты по ночам сторожишь один и не боишься?

— А я вовсе не один, я вот мы вдвоём с клюшкой, она небось не сдаст, что ей собаку ошпарю, что лихого человека огрею так, что до дома еле дошпрынкает! У моей клюшки не как у ружья, осечки бывают, она у меня и незаряженной стреляет! — самонадеянно отвечал на такие вопросы Яков. — Так что кто меня на казенном дежурстве вздумал бы обидеть, я был бы и больно рад, этой клюшкой на чьих-нибудь рёбрах поиграть! — без признаков хвальбы добавил Яков.

— А были ли такие случаи? — интересовались любопытные.

— Камо были, не без этого. Вот недавно во время ночного сторожения разгуливаюсь я по дороге от лавки до лавки. Хвать, гляжу около лавочкиной двери человек подозрительно у замка копошится. Предчувствуя неладное, я остановился и замер на месте. Правда не утаю, от испуга по всему телу озноб стрелой прошел, инда ноги подкосились, и клюшка из рук выпала. Мне сразу пальнуло в голову-то: воры! А потом, остепенившись, наклонился, поднял с земли свою кормилицу — клюшку и с ней на вора напролом пошел. Подкрался и цап его за шиворот. А хватка-то у меня, сами знаете, мертва, как петля! Гляжу, а это Яшка Дуранов, мой тезка. «Дядя Яков, тёзка! — притаившись казанской сиротой, взмолился передо мной он. — Выпусти, грит, весь век не забуду, и чего только не запросишь для тебя выполню, — божился он. — А я конешно знаю, что от него подарка, кроме как «петуха» ожидать нечего. Говорю ему: — Давай сейчас же выкуп, тогда отпущу, ато в правление сдам тебя и тогда от властей ты получишь по заслугам-то как следует, от тюрьмы-то не отбояришься».

— Ну, как же?

— Пожалел я его, сжалился над тезкой и отпустил ни с чем. А для отпуги, чтоб неповадно было в дальнейшем, я приказал перед тем, как отпустить его: «Ты мне не божись, а наклонись и возьми в горсть земли ешь!» — строго приказал я ему. И взаправду, мой Яшка наклонился, сгреб с земли горсть пыли и языком подцепил ее в рот. Небось сладко было. «Лаптюй, лаптюй отсюдова, да не оглядывайся, и мне больше на глаза не попадайся!» И он задал такова дёру, что только пятки засверкали! — заключил рассказ о случае с Яшкой Яков.