Читаем История села Мотовилово. Дневник. Тетрадь 13 полностью

Отпраздновав Пасху, после Радоницы, на Фоминой неделе, мужики поехали в поле сеять поздние яровые хлеба — гречуху и просо. Поравнявшись со своим загоном, на котором Василий Ефимович перед Пасхой посеял овес, он решил проверить всходы. Остановив лошадь и по-молодецки спрыгнув с телеги, шагнул на загон. Нагнувшись, он отодвинул рукой в сторону ком земли. Под ним обнаружился молодой желтоватый, горбато-изогнутый росток овса. Оттесняя прошлогоднюю, безжизненно потемневшую поросль корней, росток упористо устремился вверх, стараясь выползти своим горбом из недр темноты наружу, на свет божий. Слегка крякнув от удовольствия, что всходы хороши, Василий Ефимович снова вернулся к телеге, на которой дремотою клевал носом после «ночного» Ванька, сел на телегу и нокнул на серого. Доехав до загона, который уперся концом в болото, «Ендовин», отец принялся за пашню, а Ваньке он дозволил доспать в телеге, так как Ванька эту ночь пас лошадь «в ночном». Улегся Ванька на мешках с семенами, укрылся чапоном и в случайную дырку в чапоне, увидел, как отец, заслышав колокольный звон из села, призывающий стариков и старух к обедне, приостановив работы, сняв с головы картуз, благоговейно и широко перекрестившись, проговорил: «Благовествуй, земли радость велию, хвалите небеса Божию Славу». «А я и забыл, что нынче какой-то праздник», — подумал про себя отец и снова за плуг. Силится Ванька заснуть, но комар, зачуяв Ванькин теплый дых, под чапаном забрался туда и тонюсенькой балалаечной струной надоедливо звенит над ухом не дает Ваньке забыться. А ночью-то, будучи в ночном у реки Сережи, Ванька не выспался, да в ночном-то не заснешь, живо за ноги зацепят и поволокут по кочкам, как это принято и как уже это случалось с некоторыми сонурами. Да еще и соловей, примостившись в прибрежных, урёмных кустах, всю ночь громко и голосисто напевал, не давал забыться. Отец разбудил Ваньку, когда он кончил пашню. Да Ванька и сам проснулся, заслышав, как отец, закончив пахать, подъехал с плугом к телеге и Серый гремя удилами припал к кормушке с овсом в задку телеги. «Ну, Вань, я закончил пахать-то, сейчас буду рассевать гречу, а ты вставай, разламывайся, зацепляй борону и будешь боронить за мной», — дал задание отец Ваньке и насыпав из мешка пол лукошко зерна-гречухи, принялся к рассеву. Ванька, изгоняя из себя дремоту и зябкую дрожь, зацепив валёк постромок за борону, поехал за отцом следом. Отец размашисто и мерно рассевал зерно, идя вблизи межи загона. Зерна гречухи, вырываясь из захватистой отцовой горсти, с чвыканьем задевали о висевшее у него на плече лукошко и подобно дробным струям из лейки падали на черную, только что вспаханную землю. Ванька, едя с бороной, заделывал это зерно в глубину этой отливающей глянцем земли, чтобы зерно-семя попало в благоприятную среду почвы и, дав росток, проросло, выцветилось, созрело и дало благоденствующий плод для пищи сеятелям.


Солнышко уже высоко поднялось над горизонтом. Ласковые лучи нежно обогрели Ванькино тело, он перестал вздрагивать и весело зашагал в сторонке от бороны, держа вожжи в руках, время от времени покрикивал на Серого: «Но-но, тяни, вот я тебя!». А Серый, хотя и второпях, но успевший нахватываться овсеца из кормушки, бодро ушагивал по вязкой, комьистой земле, напористо тянул постромки, которыми через валёк прицепленная борона, впившись зубьями в почву, разрыхляя гладила и выравнивала бугристую поверхность пашни, заделывая зерно на нужную глубину. Над головой, в недосягаемой для глаза голубой и по утреннему нежной небесной высоте пел, заливаясь своей неугомонно-переборчатой песенкой жаворонок. Эта песенка жаворонка вселяла в душу каждого пахаря и сеятеля бодрость, веселие и великую радость в созидательности его трудной, но зато благодарственной работы.


Отец, подойдя к телеге, стал очередно пополнять семенами лукошко, а Ванька поехал в дальний конец загона. Подъезжая к концу загона, Ванька заметил: ястреб хищно погнался за сравнительно малым по сравнению с ним беззащитным жаворонком, который, видимо, устав в очередном полете в поднебесье, отдыхал, а кровожадный ястреб тут, как тут, варварски погнался за ним. Чтобы помешать и не дать разыграться надвигающейся трагедии, Ванька, схватив ком земли, бегом пустился наперерез разбойнику-ястребу, спугнув ястреба с погони и отпугнув его от маленькой птахи. Жаворонок, видимо, поняв, что человек пошел в его защиту, шмыгнул в заросли прошлогодней травы на рубежке совсем недалеко от Ваньки. Серый, завидя, что молодой хозяин внезапно бросив вожжи побежал в погоню за хищником, понимающе остановился, видимо и он сочувственно созерцал на защитительный поступок Ваньки.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии