Сашка Савельев, еще на Пасхе, принял дела в избе-читальне и стал избачом. Бывший до него избач Анатолий Зарецкий, с нетерпением ждал Сашкина возвращения с курсов. Это он, Зарецкий, посодействовал Саньке попасть на эти курсы с тем расчетом, чтобы к весне Санька возвратившись из Нижнего Новгорода с дипломом об окончании курсов, принял от него дела. Сам же Зарецкий, поработав на селе наркультработником, насмотревшись на деревенскую жизнь, решил снова вернуться в город. При сдаче Зарецким, Санька принял само здание избы-читальни, книжную библиотеку, радиоустановку, скамейки, сцену с занавесью и малокалиберное ружье. Отец с матерью с большим довольством приняли Сашкино назначение быть избачом. «Вот, Санюшк, ты зацепился за эту должность, теперь держись этого места, все же и жалованье хорошее и почет от народа!» — с довольной ухмылкой наказывала ему мать. И отец поучал: «Вот ты, до какого чину допятился, почтенным начальником в селе стал, хорошей должности и жалования приличного достиг. Только зря-то не зазнавайся и с честью береги свое достоинство!» — назидал отец Саньку. «А с людьми-то поочестливей будь, не груби и не отказывай в помощь, когда к тебе кто-то обратится» — поучительно добавляла и мать. В Санькины обязанности входило не только культурное просветительство народа в виде внедрения в массы книг, журналов и газет, просмотров кинокартин и спектаклей, но он должен оказывать людям помощь в разных хлопотах, особенно вдовам и сиротам. Он должен написать тому или иному лицу заявление в суд или еще куда, смотря по обстоятельству дела обратившегося к нему с просьбой. В его обязанности также входило и выхлопотать алименты с того, кто покинул своих детей, ушёл из семьи, оставив своих детей полусиротами. Бывали случаи, Санька, прогуляв всю ночь с невестами, беззаботно долго спал по утрам, а имеющие в чем-либо нужду люди чтобы застать избача дома рановато приходили в дом Савельевых и ждали. Мать, сочувствуя просителям, частенько подходила к постеле Сашки и будила его.
— Санюшк, тебя там ждут люди, вставай!
— Не дадут выспаться, вот высплюсь, встану, приду! — с недовольством бурчал Санька, переворачиваясь в постеле на другой бок и глубже укрываясь одеялом.
— Бывало помещик Кощеев Григорий Григорьич так не спал, а ты…, — с возмущением упрекал отец Саньку, входя в положение того или иного просителя и с недовольством высказывал упреки Саньке. — Иди, там тебя люди дожидаются!
После этого Санька нехотя поднимался в постеле, позевывая, руками делал гимнастические упражнения, и с недовольством бурча в адрес просителей, шел к умывальнику. Умывался, чистил зубы и долго натирал свое упитанное тело махровым полотенцем. «А, ты, Сань, повежливее обращайся с людьми-то, больно ты грубо поступаешь, как-то срывка, всё равно что с дуба рвёшь!» — назидательно поучала его мать. Недовольным Санькиным избачеством был один брат Минька. С тех пор как Санька уехал на курсы, он бесповоротно решил отделиться от семьи этим же годом. А теперь, когда Санька совсем «вылез» из-за токарного станка, Миньке одному приходится стоять за станком и одному производить каталки. Хотя Ванька и помогал в выточке мелочи, но это не в счет. Санька, хотя и получал жалованье 20 руб., но в семью он отдавал всего лишь половину, а остальные деньги тратил на себя, на культурную свою одежду, косметику и на литературу. Отец, хотя и рад Санькиной должности, но он никак не мог сжиться с его чтением и культурой. Между отцом бывали частые перебранки, особенно это случалось за столом во время обеда. Отец частенько укрощал Саньку за его культурные слова и критические высказывания по вопросу привычек и вообще бытового уклада сельской жизни. «А ты не гмыкай, а говори толком, объясняй, чтобы всем понятно было! — с упреком осаждал отец Саньку во время его речи. — А то побывают в городе, малость навидают и начинают кобениться и баить как-то свысока, а надо баить по-нашему, по-простому», — поучал отец Саньку. А если Санька не унимаясь и не стращаясь отца все же не отступая гнул свою линию и, логично доказывав свою правоту, приводил убедительные примеры, отец и тут не сдавался: «Ой, ты уж чересчур загнул!» — отговаривался он от Саньки. А когда в споре, видя, что его берет, отец говорил: «Что, правда-то глаза колет!» — и заканчивая спор с Санькой, почти всегда отец заканчивал общепринятой поговоркой в адрес Саньки: «Эх ты, культура, без порток, а в шляпе!» — и всех раньше выходя из-за стола набожно молился, благодаря за обед стряпуху.