История села Мотовилово. Тетрадь 5

В такую лютую стужу в лесу поглубже забираются медведи в берлогах, углубляют и утепляют норы лисицы, подальше в чащобы забиваются зайцы. Птицам всех тяжелей – куда ни сунься – холод, куда ни заберись – подкарауливает враг. Да и волку нелегко, он не накопил, как медведь, с осени жиры, ему каждый день надо добывать себе пропитание. Поджав от холода хвост, он воровски подкрадывается к селу, внюхивается и прислушивается к скотиньему мыку и собачьему лаю, норовит где-то забраться во двор и стащить животину.

Принёс Василий Ефимович со двора в избу беремя дров и со злобой грохнул их около галанки, аж посуда в чулане зазвенела. С досады он, нахмурив брови и наморщив нос, обрушился на семью:

– Сколько раз было сказано, не загромождайте проход во дворе разными салазками и прочим скарбом. В темноте я шлепнулся, видите, какой волдырь на лбу вскочил! Инда искры посыпались из глаз, и вы все не понимаете, хоть кол вам на голове теши! – перекипая в злобе, он сам затопил галанку. Несколько поуспокоившись, он, не обращаясь ни к кому, известил:

– В Пустынь я завтра не поеду, займусь-ка я починкой сбруи.

– Да куда бы ты поехал в такой-то мороз, ай, чтоб обморозиться, – поддержала его и Любовь Михайловна.

– Пойду за хомутом и обротью, а ты, Ваньк, пока шило разыщи, – распорядился отец, а сам вышел на двор. Со двора он принёс хомут, седелку и оброть. В тепле вся эта ременная упряжь сразу же покрылась морозной белью, от нее потянулась седая испарина. Железные удила оброти побелели, как снег. Захотелось Ваньке лизнуть их, лизнул и едва отодрал язык. На языке появилась кровь, а на железке осталась прилипшая кожица.

– Ну, что, лизнул? – упрекая, надсмехнулся над ним отец, – давай сюда шило, держи вот выделанную кожу, я буду нарезать пошивку. Да не заслоняй башкой свет-то! Уж не открыта ли у нас дверь-то, что-то вдруг засквозило. Притвори, беги, дверь-то, что стоишь, словно отупелый! Чуешь, холод бросается в избу! – Ванька, заторопившись, бросился к двери, задел ногой за скамью, та с грохотом повалилась на пол, от боли он заморщился, захромал, зажимая рукой ушибленную коленку.

– Что ты, как пьяный, земля-то тебя не держит, – с досадой закричал отец снова на Ваньку.

– Ты уж его совсем зарвал, защипал, затыркал! Вздоху ему не даешь, он уж не знает, что делать! – с жалостью к сыну заступилась мать за Ваньку.

В сенях кто-то зашебуршил, в темноте отыскивая дверную скобу. Дверь с силой рванули, у порога появился товарищ с детства Василия – Николай Смирнов. В избе на полу заклубился холодный воздух, он седой волной хлынул вперед, растаял под лавкой.

– Ну и пробрало меня! До самых костей прозяб, и руки закоченели! – ставя в углу ружье, проговорил Николай, проходя вперед и усаживаясь у стола на диван. За хозяином последовала его собака, шмыгнувшая в избу, когда Николай входил. Она, блаженно скульнув, улеглась под столом у ног хозяина. Кошка, спасаясь от собаки, взъерошившись, зафыркала, окрысившись, забилась под лавку, приняла оборонительную позу, предупредительно и грозно замяукала, готовая в любую минуту броситься на собаку и выцарапать ей глаза. Хотел в избе внедриться песий запах, да ненадолго. Лежавшая на печи бабушка Евлинья скоро распочухала, что запахло псиной, распорядилась с печи:

– Да выпихните собаку-то в сени, а то псиной в нос так и прет!

– Чай, пускай погреется! – жалея собаку, проговорил Николай, – она тоже до кишок продрогла.

После этих слов бабушка, проворно спрыгнув с печи, забежав в чулан, схватила там сковородник и безжалостно и бесцеремонно выдворила собаку в сени. Кошка, изгорбатив спину и высоко задрав хвост, выскользнув из-под лавки, победоносно сопроводила собаку до порога. В сенях жалобно заскулила собака.

– Вот так у вас в избе-то поднатоплено, жарища инда уши палит! – проговорил разогревшийся Николай, – а на улице морозище, того гляди, уши отпадут. Недаром у нас в погребе у кадушки с капустой все дно выперло! – известил о своих хозяйственных потерях он. – Вон, поглядите-ка, окошки-то как закалябило! Как лубошные стали, – чтобы о чем-то вести разговор, обратил внимание всей Савельевой семьи. Все дружно, как будто не видывали, взглянули на окна: зернистый иней запушил все стекла, разукрасив их растительными разнообразными узорами.

– Вот бы когда таракан-то морозить! – продолжал разговор Николай.

– А тебя откуда Бог-то несет в такой-то холод? – поинтересовался, наконец, Василий Ефимович.

– Да ходил в лес проверять капканы на волков, я их еще с осени поставил. Вот и ходил, проверил. Однажды мне в капкан медведь попался, так что есть расчёт.

– Ну и как? – полюбопытствовал Василий.

– Пока пусто, один, видимо, попадал, да плохо, кончик лапы в капкане остался, а волка нет. Видимо, отгрыз лапу-то и смылся. Дело бают, охота пуще неволи. У тебя, Ефимыч, нет ли чего подвыпить после такого прозябания. Забежал было в потребилку, а она уж заперта!

– Как нет, есть, – отозвался Василий, откладывая в сторону недоремонтированный хомут. – По правде сказать, у меня еще и спиртик от делёжки водится, сейчас выну. Для друга добра не жалко.