– Пойдём! – согласилась та. – Ты с зубами, а я с глазами. Они у меня что-то стали побаливать за последнее время. Завтра пойдём и обе вылечимся!
На другой день утром чем-свет подруги уже шли по дороге в Чернуху.
– Ты бывала хоть раз в больнице-то?
– То-то нет.
– Ну и я впервой!
В больницу они пришли не первыми, там на диванах сидели люди, видимо, пришедшие тоже лечиться, ожидая приёма врача. Как только они вошли в зал ожидания, растерянно стали осматриваться вокруг, вопрошающе уставились глазами во ожидающих.
– Вон, – кивком головы указала им баба на окошечко, за которым сидела регистраторша в белом халате.
Первой подошла к окошечку Анна, всунувшись в него и приняв регистраторшу за врача, начала с просьбой высказывать ей о своих болезнях:
– Доктор, чай, помоги, пожалыста. Я застрадалась, терпенья моего нету, блюю и дрищу.
– Значит, у тебя понос и рвота, – стараясь навести посетительницу на тактичность, заметила ей регистраторша.
– Ну, пускай по-твоему будет, – с наивной простотой, смеясь, согласилась Анна.
– Я не врач, врачи в кабинетах принимают, а я только записываю. Сначала в карточку запишем вас, – пояснила регистратор.
– Ну-ну, записывай, пусть будет по–твоему. Гуляева Анна Дорофеевна. Где живу? В Мутовилове я живу, Кужадонского прогона, – добавила она. – Сколько годов? Скоро сорок будет.
– Ну-ка, я запишусь, – нетерпеливо ждав, почти оттолкнув подругу, протиснувшись к окну, Устинья:
– Пиши: Демьянова Устинья, добавь Спиридоновна, тридцать пять годов, тоже Мутовиловска, – как уже опытная, против Анны отчеканила перед регистраторшей Устинья и, обратившись к регистраторше, она вопросительно спросила:
– Ты, доченьк, чай, расскажи нам, двум дурам, мы ведь впервой здесь и ничего не знаем, в которую дверь ходют с зубами, в которую с глазами, а заодно скажи, в которую с поносом?
– Пока посидите, а придёт врач, он сам вас вызовет в кабинет, – растолковала им регистраторша.
Они уселись на диване, присоединившись к ожидающим приём. Прислушавшись к разговору незнакомых людей, подруги тоже вклинились в общую беседу.
Первой включилась Анна. Она как любительница людского разговора, нетерпеливо ждала момента, когда бы можно было ввязаться в беседу и почесать свой зудившийся от безделья язык, и этот момент вскоре подвернулся. Выждав, когда одна баба, рассказывающая о своем мужике, закашлявшись, прервала разговор, тут-то и всунулась Анна со своим неугомонным, нетерпящим соперничества языком. Она начала с общего вопроса:
– Вы, бабы, с чем сюда пришли? С какими болями?
– Кто с чем, – ответила одна баба.
– А ты с чем? – спросили и ее.
– Я вообще-то с глазами, а кроме глаз, у меня болей-то целый ворох, – и начала она рассказывать и оповещать баб о своих болезнях со всеми подробностями. – Во-первых, глазыньки у меня почти с детства болят, как все равно что в них кто горсть пыли бросит, режет и рвет их, как во время очистки лука. Зубыньки иногда побаливают, хотя их у меня во рту и немного осталось, да вопче-то почти все они целы, только девяти не досчитываюсь. Ну, зубы, черт с ними, и без них можно прожить, даже лучше, болеть будет нечему. – Она, широко разинув рот, демонстративно показала бабам свое беззубое хайло. Бабы участливо, болезненно морщились, сочувственно качали головами. – Всю головушку разворотило, в боку что-то болит, кашель одолевает, насморк, чихание замучило! Моченьки моей нету! – жаловалась Анна незнакомой публике.
Баба, сидевшая к ней спиной, внимательно прислушиваясь к ее разговору, то и дело поворачивала к ней голову, чтоб осмотреть: что за говорунья втискалась в их прерванный разговор. Потом она заинтересованно вся повернувшись к Анне, молча, но участливо вникла в разговор, сопровождая его мимикой и выражением лица. Где надо улыбалась, а где принимала удивленно-серьёзный вид. Хотя и трудно было вклиниться в Аннин разговор, потому что из-за непрерывности ее говора губы ее почти никогда не прикрывали ее полоротого рта, разве только тогда, когда она употребляла звуки «в», «м», «п». И то, улучив момент, эта баба, вклинившись в Аннину речь, сказала ей:
– Ты что, нам о своих-то болезнях рассказываешь? Вот придёт врач, вызовет тебя в кабинет, ему и рассказывай.
– А разве врач лечить-то будет, а не фельдшер? Я слышала, фельдшера больно гоже разные боли вылечивают. С кашлем-то я сама справлюсь, сварю чугун картошки, сяду на пары, и весь кашель как рукой сымет, а вот с чиханием и не знаю, что и делать, – продолжала Анна.
– А я знаю, как от него избавиться, – с чувством знатока обратилась та же баба к Анне.
– Как?
– Пымай кошку и кончиком ее хвоста пощекоти у себя в носу. И твое чихание пройдет.
– И то дело, надо испробовать. Я и не знала, спасибо на подсказ. Нынче же попробую.
– А вот, к примеру, если у кого зубы болят – это проще простого избавиться от зубной боли, ведь в каждом дому мыши водятся. Так вот, стоит только погрызть обглоданную мышами хлебную корку, и зубы как не баливали, – оповестила о своем лечебном знахарстве все та же баба.
Дверь с улицы отворилась, в зал вошёл интеллигентный человек, прошёл в кабинет.